Алексей Леонтьев - Последняя радиограмма

Шухов загасил папиросу и бесшумно скрылся в люке. Газиев проводил его взглядом, вопросительно посмотрел на меня.

— Выходил покурить.

— Значит, тоже не спал. — Газиев вздохнул. — Хотелось бы поговорить с ним по душам… Так не подпускает. Каменный, черт! — Командир снова взглянул на часы. — Ну, давай, вахтенный, подымай народ!

Через час к борту подошел катер. Командование бригады обходило подлодки, уходящие в поход.

В нашей крохотной кают-компании собрались командиры.

Старший помощник Нефедов, щеголеватый москвич штурман Саша Вихров, совсем юный, пришедший на лодку сразу после училища командир минеров Сердюк, немногословный, угрюмый инженер-механик Тимофей Иванович Богунов. Все такие разные, непохожие один на другого люди. Даже поднятый Газиевым тост каждый пьет по-своему. Вихров лихо опрокидывает свой стакан, старпом конфузливо крякает после стопки, Богунов равнодушно пьет пайковое вино, как воду, а лейтенант Сердюк, закашлявшись, тщетно пытается скрыть выступившие на глазах слезы…

Мы стоя выпили за Родину, за победу.

Газиев на секунду скрылся в своей каюте. Вернувшись, он поставил на стол большую темную бутылку.

— Последняя. Из довоенного отпуска привез. Берег для встречи жены.

Газиев разлил по стаканам густое темно-рубиновое вино.

— У нас в горах его называют «кровь земли»…

Поднял стакан.

— Теперь…

— Погодите, — остановил его комбриг. — Позвольте сегодня без тамады. — Он обвел нас взглядом. — Счастливого плавания, друзья!

— Удачи остающимся! — добавил я.

Комбриг кивнул.

Вино было терпким на вкус, чуть отдающим горечью осенних виноградников. Таким вином нас угощали крестьяне в Пиренеях.

Мы поставили на стол пустые стаканы.

— Присядем перед дорогой, — сказал полковой комиссар.

Мы сели вокруг стола. Минуту молчали. В глазах Газиева возбуждение сменилось тоской. Наверное, вспомнил жену.

Наконец комбриг поднялся. Встали и мы. Командир бригады обнял Газиева.

— Ну! Ждем вестей! Знаю, не подведете!

— Постараюсь. — Газиев поднял глаза, тихо произнес: — Товарищ адмирал, просьбу не забудьте.

— Не беспокойся, встретим, устроим, все будет как следует. Не бойся.

Газиев вскинул голову.

— Одного боюсь — вернуться без победы! А остальное все не страшно.

Комбриг шагнул ко мне.

— Ну, писатель…

Мы тоже обнялись.

— Завидую я вам, черти! — негромко сказал мне на ухо полковой комиссар.

Катер ушел.

На мачте флагмана взвился сигнал «С якоря сниматься».

Загремели цепи выбираемых якорей. За бухтой, в море, вставало солнце. Расходился туман, обнажая сопки. Осень — лучшее время в наших краях. Чистое, червонное золото окаймляет белый камень зданий. Таким и запомнится всем нам наш город…

В кильватерном строю отряд выходил из залива. Наша лодка поравнялась с последним маяком.

— На фалах! — командует Вихров. — Позывные поднять!

Моряки, как правило, не знают тех, кто зажигает маяк или подымает сигналы на наблюдательном посту. А между тем эти люди первыми встречают корабль, возвращающийся из плавания, и последними провожают уходящих в море. Вот и сейчас красный с белым кружком «ответный» вымпел, вздрогнув, поднялся под клотик мачты на острове у выхода из залива. А следом за ним взвился сигнал «Желаю счастливого плавания».

Спасибо, незнакомый друг!..

26 октября.

Это песня североморцев. Радио донесло ее до наших краснофлотцев. Песню часто пел под гитару сигнальщик Федя Бакланов. И она полюбилась ребятам. Сейчас чей-то печальный голос напевает ее в соседнем отсеке. Мне кажется, что, несмотря на грохот двигателей в кормовых и носовых отсеках, в лодке гнетуще тихо. Люди примолкли. Ни смеха, ни шуток, ни обычных розыгрышей. Ребят можно понять — первая потеря в начале похода, за тысячи миль от фронта.

А все началось вчера, казалось бы, со случая трагикомического.

Мы шли на небольшой глубине, когда вдруг раздался голос акустика:

— Скрежет по левому борту!

Все замерли. И тут же услышали зловещий звук. Он возник за бортом и слышался позади, над нашей боевой рубкой. Казалось, какое-то гигантское, покрытое чешуей чудовище со скрежетом трется о борт корабля.

— Скрежет по правому борту!

У меня по спине побежали мурашки. Забилось сердце. Я уже слышал когда-то этот скрежет: так трется о борт подводной лодки минреп — стальной трос, на котором укреплена мина.

Прежде чем я успел что-нибудь сказать, раздалась команда вахтенного командира:

— Стоп моторы!

Лодка замерла. Мы затихли, невольно сдерживая дыхание, ожидая взрыва. Прошла секунда, другая… пятая…

Взрыва не было. Но пронзительный скрежет об оба борта не давал спокойно перевести дыхание. Лодка не двигалась, как будто наткнувшись на какую-то преграду.

В центральном посту появился Газиев. Выслушав доклад вахтенного начальника, быстро спросил:

— Эхолот?

— Работает.

— Сколько под килем?

Короткая пауза. И неожиданный ответ:

— Под килем семь метров.

Газиев резко повернулся к штурману:

— Где мы?

— Тут, конечно, не Тускарора, — побледнел штурман. — Но за шесть тысяч метров ручаюсь! Карта английская… Ллойд…

— Тогда вы уже покойник! — налился гневом Газиев. — Сколько под килем?

— Пятнадцать метров!

— Всплываем?! Глубина?

Все повернулись к глубиномеру. Глубина прежняя, лодка не погружается и не всплывает. Все это похоже на страшный сон.

— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? — слышится глуховатый голос Шухова.

Он стоит тут же, у горизонтальных рулей.

— Говорите.

— Скрежет слишком громкий…

— Что это не минрепы, мне ясно! — прерывает Газиев. — Но тогда что же? Сеть? Гигантский спрут? Морской змей?!

— Вероятно, затонувший корабль, — спокойно продолжает Шухов. — Случай редкий, но возможный. Мы застряли между его мачтой и вантами.

Командиры, собравшиеся в центральном посту, недоверчиво переглядываются. Газиев, нахмурив брови, молчит.

— Похоже, — произносит он наконец. — Спасибо, Константин Петрович.

Шухов сухо наклоняет голову. Он снова рулевой, и не больше.

Все облегченно вздыхают. Старпом вытирает платком липкий пот. Все-таки не мины.

Но освободиться из объятий утопленника не так просто. Нельзя вырваться, дав полный ход, — можно повредить винты и тогда вообще потерять способность к передвижению. Старпом предлагает продуть балласт и попробовать оторваться от затонувшего корабля. Но Газиев отвергает и этот план — лодка накренилась, стремясь резко всплыть, она может еще плотней прижаться к вантам утопленника и сорвать антенну.