Николай Шпанов - Война «невидимок». Последняя схватка

Но Мейнеш, Мейнеш! Видел ли он карту? Понял ли, что изменение прокладки приведет лодку вовсе не в Сельдяную? Мейнеш! Вот к кому сейчас непрестанно обращалась мысль Житкова.

Он поставит мины в горле Кривой губы, куда корабли противника пойдут для высадки десанта. Проход в советском минном поле перед Сельдяной останется чист. Советские корабли выйдут из нее по тревоге и добьют десантные суда, которые не подорвутся на минах, расставленных Житковым.

Изменение на несколько градусов в прокладке на карте — вот все, что сделал Житков, чтобы на сто восемьдесят градусов повернуть результаты немецкой диверсии.

После этого ему останется всплыть вблизи своей базы и, не дав немцам утопить лодку, передать ее в руки советского командования.

Одной из надежных сторон своего плана Житков считал то, что о нем не знал никто, кроме Найденова. Но была у плана и слабая сторона: по своим очертаниям проход в Кривую не был похож на пролив Сельдяной. Но тут уж оставалось полагаться на темноту и на то, что никто из офицеров лодки здесь не бывал.

Житков еще раз повторил штурману, что не намерен приближаться к берегу, пока не стемнеет, и приказал ложиться на грунт. Во-первых, по словам Житкова, это избавляло от необходимости расходовать энергию аккумуляторов на то, чтобы держаться против отливного течения. Во-вторых, люди могли получить несколько часов полного отдыха. В-третьих, лежа на грунте, лодка не производила ни малейшего шума. Следовательно, она не могла преждевременно выдать себя советским постам прослушивания, имеющим, вероятно, вынесенные в море акустические буи. Все эти доводы Житков терпеливо втолковывал офицерам.

В лежащей на грунте лодке царила тишина сонного царства. Это был редкий в жизни подводного корабля случай, когда спать могли все кроме сокращенной вахты: по одному человеку на рации, в центральном посту и в машине.

Но не спал еще и Житков. Сидя под перископом, он думал.

Был ли другой способ загнать самих гитлеровцев в ловушку, которую они готовили советским кораблям? Даже если бы Житков решился на рискованный шаг, — прошел на радиорубку и дал бы своему командованию радио о готовящемся на Сельдяную нападении, — он не мог бы рассчитывать ни на что, кроме провала. Угроза нависла бы и над ним, и над его друзьями, запертыми вместе с ним в этой подводной банке, и над западней, которую он намерен расставить немцам. Они разработали бы другой план нападения, о котором наша разведка, может быть, и не узнала бы. Кроме того, противник, запеленговав его передачу, понял бы, вероятно, откуда она идет, и всякая возможность дальнейшей работы его лодки на пользу советскому флоту была бы пресечена. Не говоря уже о том, что он не привел бы своему командованию этот трофей с «особыми тактическими свойствами».

Может быть, всплыть, привлечь внимание своих? Нет, и это не годится! Все никуда не годится… Выработанный им план минирования Кривой был единственно правильным. Знать о нем должен был он один, и выполнить его должен был тоже он один.

Житков стряхнул овладевшую было им сонливость и прошел по отсекам. Всюду царила тишина. Было слышно, как капает со шпангоутов роса конденсации. В отделении главного компаса нежно жужжал жироскоп. Над головою сидя уснувшего штурмана тикали неутомимые хронометры.

Приблизившись к камбузу, Житков различил какой-то странный, булькающий звук, словно кого-то душили. Насторожившись, он осторожно заглянул туда.

Мейнеш сидел на комингсе, уронив голову на колени. Его широкие лопатки мерно ходили в такт тяжелому дыханию. Он спал.

Житков вернулся к себе в каюту.

Вскоре вахтенный доложил, что назначенное для отлеживания на грунте время истекло.

Он занял место у перископа, чтобы первым оглядеться на поверхности.

Небо было затянуто тучами. Луна изредка выглядывала в окна, но тотчас же скрывалась. Житков был спокоен: в таких условиях ни штурман, ни кто-либо другой из офицеров не смогут обнаружить обмана.

Лодка всплыла и самым малым ходом подвигалась ко входу в Кривую губу.

Житков безотлучно находился на мостике. Несколько раз выходил штурман. Он не терял надежды опознать берег, но всякий раз, как только луна собиралась выглянуть из-за облаков, Житков находил предлог отослать его вниз. А к тому времени, когда луна перешла в нордовую четверть и выплыла из облаков, установка мин была закончена. Житков отвернул в море.

С минуты на минуту он ждал приближения немецких кораблей, решив не уходить до их прибытия. Хотелось собственными глазами убедиться в успешном завершении плана и видеть, как корабли противника будут подрываться на немецких минах.

Вскоре Житкову доложили о приближении двух отрядов «своих», то есть гитлеровских кораблей. Один шел к проливу в Сельдяную, чтобы выманить на воображаемые мины советские корабли; другой — с десантом — держал курс к Кривой, прямо на мины Житкова.

Почти одновременно с тем, как советские корабли показались со стороны Сельдяной, Житков увидел и первый взрыв у горла Кривой.

— Первый вражеский корабль подорвался! — радостно крикнул он вниз. Снизу послышался торжествующий «хох» офицеров и команды. Из люка показалась голова Мейнеша. Он протянул Житкову поднос с бокалом.

— Старший офицер приказал откупорить бутылку секта, господин капитан.

— Да, за это стоит выпить! — сказал Житков и залпом осушил бокал.

Когда он протягивал его обратно Мейнешу, тот тихонько пробурчал:

— Уверены ли вы, что подрываются именно вражеские корабли?

— О, будьте спокойны, старина, взрываются те, кому следует взрываться, — ответил Житков.

Взгляд Мейнеша был устремлен в черноту ночи, освещаемую вдали красными, колеблющимися бликами пожаров. Их было уже три. Горели три фашистских корабля, четвертый пошел ко дну сразу после взрыва.

Корабли из первого отряда сделали было попытку подойти к гибнущим, чтобы подать помощь, но под выстрелами с настигающих их советских кораблей отошли и скрылись во тьме.

Радист протянул Житкову радиограмму.

Немецкое командование уже знало о разгроме под Сельдяной. Из радиорапортов уцелевших кораблей было ясно, что вход в Кривую губу оказался заминированным. Адмирал требовал от лодки объяснений. У него возникло сомнение в правильности установки мин в проливе у Сельдяной…

Дело было сделано. Оставалось проникнуть в Сельдяную так, чтобы советские сторожевики не расстреляли лодку, прежде чем Житков сумеет объяснить им, в чем дело.

Офицеры с удивлением смотрели на своего командира, когда он спустился в центральный пост. Хмурый, он молча приник к перископу.

— Внимание, — негромко бросил он, передавая перископ офицеру: — Продуть носовую!