Луи Буссенар - С Красным Крестом

Все это образовало целые горы, которые обваливались, попадали под ноги людям, мулам, под колеса транспортных повозок, которые Фрикетта видела в первый раз.

Сухари высыпались из ящиков, овес – из кулей.

Сахар смешался с салом, соль – с кофе…

Фрикетта, видевшая образцовый порядок снабжения провиантом японской армии, не могла прийти в себя от удивления, делая сопоставление, вовсе не лестное для ее национального самолюбия.

Наконец она выбралась из этого лабиринта, переступив через гору овса, в который ее нога ушла по щиколотки, и отправилась в город.

Первая неудача: негоцианта, которому ее рекомендовал капитан «Ирравадди», не было в городе: он уехал на целый месяц!

Его конторщик тем не менее предложил Фрикетте помещение и стол: в колониях гостеприимство одинаково обязательно и для богатых, и для бедных.

Отсутствие хозяина было неприятно для Фрикетты, так как своим кредитом и положением он мог бы быть ей очень полезен.

Она поблагодарила конторщика и устроилась в отведенном ей помещении, а потом, взяв зонтик, отправилась побродить по городу и оглядеться.

Она пошла по так называемой «дороге» к знаменитому лагерю «манговых деревьев», находившемуся в шестистах метров от Маджунги. Дорога была загромождена знаменитыми транспортными повозками Лефебра, уходившими по ступицу в песок и завязавшими в нем.

Она с грустью и иронией смотрела на эти повозки, при сооружении которых руководствовались исключительно добрыми намерениями.

Что это собственно – лодки или повозки? И то, и другое – уверял строитель. Ни то, ни другое – утверждал опыт и здравый рассудок. Да эти повозки не прокатятся без остановки и пятидесяти сантиметров. Следовательно, сначала надо проложить дороги…

Но, увы! – ее удивление и негодование продолжались.

Не прошло и трех недель со времени прибытия экспедиционного корпуса, а уже была масса больных.

Она видела несчастных, бледных, согнувшихся, вяло бродивших солдат, которые уже сделались жертвами лихорадки. Усталость, солнце, вредные туманы – все это делало свое дело.

Госпитали наполнялись молодыми, едва сформировавшимися людьми, неспособными противостоять климату, и которых к тому же заставляли выполнять непосильные работы.

«Кто станет копать землю, откопает лихорадку», – говорит пословица, которая может быть применена ко всем тропическим странам. А землю все копали, вопреки всякому благоразумию. Да и как быть, ведь надо же было проложить дорогу для карет Лефебра. Ведь администрация запаслась ими в количестве пяти тысяч.

Но ходить было почти невозможно по этой проложенной дороге, песчаной и изрытой. Фрикетта взяла немного вправо и двигалась среди жидкого кустарника.

Жара была страшная, и молодая девушка, несмотря на всю свою привычку, обливалась потом. Солдаты, согнувшись под тяжелыми мешками, с трудом вытаскивали ноги из песка. Лица у всех были мокрые от пота.

«Но зачем же, – негодовала Фрикетта, – заставляют их работать днем, в самую жару. Да это сумасшествие!»

Время от времени кто-нибудь из них тяжело падал на песок. Двое товарищей убирали его с дороги, клали в кустарник и оставляли там, пока его не взваливали на носилки.

Тогда Фрикетта приближалась к солдату, которого поразил солнечный удар, расстегивала его куртку, растирала его, давала ему нюхать соль и защищала его своим зонтиком от солнечных лучей. Слезы выступали у нее от жалости и гнева, и, возмущенная, она шептала:

– О бедные французские матери! Вы до двадцати лет берегли ваших сыновей как зеницу ока, если б вы их видели теперь!

Солдат благодарно улыбался при виде девушки, которая с такой любовью исполняла долг милосердия.

Наконец Фрикетта достигла лагеря «манговых деревьев». Там находилось около трех тысяч человек, и только некоторые из них могли устроиться под навесами, большинство же оставались под палящими лучами солнца.

В это время Фрикетта заметила лошадей, подбиравших с аппетитом овес под соломенным навесом. Она посмотрела на людей, задыхавшихся на песке, и на лошадей, блаженствовавших в тени, и воскликнула:

– Как жаль, что на людей не распространяются правила общества покровительства животным!

Она обогнула лагерь, не желая туда проникать, но через десять минут остановилась, услыхав за деревьями звук голосов. Она подошла поближе, послушала и не могла не расхохотаться.

Кто-то объяснял гортанным, хриплым голосом с неподражаемым арабским акцентом:

– Хочешь я тебе объясню, что такое война. Две женщины, мадам Гаскар note 7и мадам Пюблик-Франсез note 8, повздорили между собой, и вот мадам Пюблик сказала своим солдатам: «Дайте-ка пинка мадам Гаскар!» Вот вам и война. И эта война погубит меня, Барку!

При последних словах Фрикетта перестала смеяться. Она приблизилась к группе, состоявшей из двух кули note 9и одного конвойного. Первые два сидели на корточках, третий лежал, куря папиросу.

При виде молодой девушки он отдал честь и бросил папиросу.

– Тебя зовут Барка? – спросила она.

– Да.

– Ты болен?

– Да, рана на ноге… лошак вырвал кусок мяса… не могу пошевелиться… я скоро умру…

– Почему ты не пошел к доктору?

– Я ходил, но он хотел отрезать ногу.

– Покажи-ка.

Он поднял свои широкие полотняные штаны до половины бедра и показал ужасную гангренозную рану темно-фиолетового цвета, кишащую червями. От нее шел отвратительный запах.

– Хочешь, я попробую тебя вылечить?

– А ты не будешь резать?

– Нет.

– Барка очень благодарит тебя.

Развернув свой сверток, Фрикетта вынула оттуда щипцы и твердой рукой, с замечательной ловкостью и бесконечной осторожностью, вытащила всю массу червей. Увидев кружку с водой, Фрикетта прибавила туда несколько капель карболовой кислоты и вымыла рану; потом сделала простую перевязку, крепко закрепив ее несколько раз бинтом.

– Если хочешь, Барка, то завтра я приду опять тебя перевязать.

– Благодарю, сестра.

– Я не сестра.

– Так ты значит тебиа (женщина-врач)?

– Да.

– Хорошо, хорошо.

– Значит, до завтра.

Вернувшись домой, Фрикетта с аппетитом поужинала, выспалась и поднялась с зарей.

Отодвинув циновку, которая служила ей занавесью и защитой от москитов, она увидела чье-то длинное, тощее тело, вытянувшееся под навесом.

Это был Барка, который, добравшись до жилища Фрикетты при помощи двух самодельных костылей, теперь в ожидании спал крепким сном.

Барки сон был чуткий, как у настоящего дикаря. Раскрыв глаза и узнав молодую девушку, он сел и отдал честь по-военному.