Майк Джемпсон - Уклоны мистера Пукса-младшего

Вина были выше всяких похвал. Преподобный Ворксингтон, получивший в наследство от отца, деда, прадеда и прапрадеда погреб старого вина, продал его ресторану за двадцать тысяч фунтов, а завсегдатаи говорили, что в особых шкафах из пробки в погребах «Олимпика» хранится польский медок, бутылки из-под которого обросли мхом, видевшим еще Сапегу и Эпоху междуцарствия на Московии [41] События 1600–1613 годов, так называемое Смутное время на Руси. (Прим. перев.). .

И в такое место приглашала Уинклоу таинственная записка! Неужели Томми Финнаган, воскреснув, стал миллионером? Или, наоборот, какой-нибудь миллионер заинтересовался Финнаганом и хочет вывезти его в свой клуб спиритов, в сумасшедшую Америку?

Уинклоу медленно вошел в зал, куда входили немногие, куда вас не впустили бы без фрака, будь вы даже королем Георгом (да хранит его господь!). Столик в углу подле оркестра достался Уинклоу без труда — владельцы «Олимпика» еще помнили об услуге, оказанной инспектором в деле с жемчугами лэди Пирстоун. Уинклоу решил совместить приятное с полезным — он начнет вечер тут, а затем совершит путешествие по ресторанам, спускаясь все ниже и ниже, пока не очутится на рассвете в «Морском приюте». А пока минут пятнадцать можно обождать таинственного автора записки, тем более, что Рейнвейн 83 года составляет одну из слабостей инспектора.

Часы бьют десять. Мистер Пукс-младший и доктор Роббинс входят в «Олимпик». Уинклоу сердито поднимается — неужели это Пукс прислал ему записку? Нелепая мальчишеская мистификация! Уинклоу сердито делает несколько шагов. Дорогу ему преграждает мальчишка-рассыльный:

— Вас ждут, сэр, уже две минуты.

Инспектор Уинклоу с первого взгляда узнал характерную, бульдожью физиономию лорда Смозерса. Рядом с ним? — Ну, конечно, его дочь Сюзанна, единственная в Англии Сюзанна Смозерс, спортсменка, любительница острых ощущений, помешанная на газетной рекламе, всемирно известная тем, что выигрывает все заключаемые ею, очертя голову, пари.

Но мальчик ведет Уинклоу дальше. В колене коридора, соединяющего зал и кухню, инспектор встречает женщину:

— Простите, сэр — я боялась прийти сама… чтобы не узнали… и потом я…

— Вы?..

— Я — судомойка. Я знаю, где находится Финнаган, сэр. Но мне нужны деньги, сэр. За сообщение, сэр. Очень много денег.

Инспектор сжал челюсти.

— Сколько?

— Десять фунтов, сэр. И вперед, сэр.

— Говорите! Но скорее, мне некогда.

Судомойка прошептала несколько слов, и инспектор, круто повернувшись, пошел в зал к своему столику. Боже мой, как он об этом не подумал раньше!

Проходя мимо Смозерсов, инспектор чуть замедляет шаг. Сюзанна Смозерс вскидывает длинные ресницы, в глазах загораются лукавые огоньки:

— Так вы принимаете мои условия, мистер Уинклоу?

В мозгу инспектора прыгают цифры: судомойке дано десять фунтов, а с этой дуры можно получить сотню. Уинклоу кланяется, подходит к столику.

— Вы предлагали, мисс Смозерс, пари, вы ставили сто фунтов против того, что Финнаган будет найден. Вы обещали еще сто фунтов тому, кто покажет вам…

— …Финнагана, мирно лежащего в гробу. Именно так. И?..

Инспектор позволяет улыбке коснуться его губ.

— А если Финнаган не будет лежать, а будет, скажем, сидеть?

— Тем это будет интереснее.

— Платите деньги, мисс Смозерс. Платите деньги! Через сорок минут живой и здоровый Финнаган, бежавший из полицейского автомобиля за несколько минут до столкновения, будет сидеть у меня в кабинете.

Инспектор шел по стопам великого Шерлока Холмса [42] Шерлок Холмс — герой уголовных романов Конан-Дойля (Прим. перев.). . Он обожал театральные эффекты. Он любил поражать людей неожиданностью. И он умел делать это: выражение лица Сюзанны Смозерс искупило волнения последней недели — мисс застыла, полуоткрыв рот. В ее глазах рядом с изумлением и сомнением откровенно запрыгали гнев и зависть: ее, Сюзанну, королеву издевательств над нижестоящими, провели, над ней смеются, и завтра весь Лондон будет знать, что Сюзанна Смозерс, в жизни не проигравшая еще ни одного пари, проиграла, наконец, заклад из-за воскресшего из мертвых большевика Томми Финнагана.

Ну, как после этого можно любить большевиков?

…Три — Джемс не произносит.

Чья-то крепкая рука хватает его за шиворот, приподнимает, как котенка, поворачивает спиной к воде, и Джемс видит добродушное лицо моряка, слегка подвыпившего, но крепко стоящего на ногах.

— Што ты, братишка [43] Слово в английском тексте написано русскими буквами и взято в кавычки (Прим. перев.). ?

И немедленная перемена тона:

— Дуррра. Жизнь — она…

Моряк подыскивает слова:

— Она… дама знаменитая! Вот!

Джемс трясется. Боже мой, он только-что был на краю гибели… Неужели он пытался покончить счеты с жизнью? Огромная радость врывается в сердце Джемса. Слезы показываются на глазах:

— Нет, нет, он не имел в виду ничего такого… он просто смотрел в воду…

Моряк с сомнением качает головой, говорит, коверкая английские слова:

— А не врешь?

Джемс клянется. Джемс сейчас уйдет из порта. Моряк с трудом понимает — английский язык и без того труден, а тут еще его опьянение и волнение Джемса.

— А не врешь?

Затем моряк решается: супчик [44] Слово в английском тексте написано русскими буквами и взято в кавычки (Прим. перев.). , которого он спас, должен выпить. А когда он будет пьян, он увидит, какая прекрасная дама жизнь, и не захочет больше топиться.

Моряк берет Джемса под руку:

— П-шли!

О, Джемс охотно пойдет с ним на край света. Ведь Джемс обязан ему жизнью!

В трактире «Полгора» очень шумно, но это не мешает Джемсу излить свою тоску своему спасителю: — в памяти — спасение, всплеск холодной воды, опьянение и — Джемс рассказывает моряку всю правду о себе.

Моряк задумчиво тычет вилкой в пробку от пивной бутылки и слушает:

«Конечно, супчик врет… Англичанин с Молдаванки [45] Молдаванка — окраина Одессы (Прим. перев.). . Много их развелось…»

Моряк пьет, поит Джемса, и через несколько часов оба они, пошатываясь снова идут в обнимку по спуску, соединяющему город с портом.

Розовая заря поднимается с крыш. Трубы начинают дымить. Серебряная от восходящего солнца морская вода легла на горизонте. Моряк решает, что ему некогда:

— Честь имею, — сухо говорит он Джемсу, — я до вас не имею чести, а потому — честь имею…

Голова Джемса кружится. Столько событий! Столько изумительных событий!

Джемс открывает глаза — моряка нет. Джемс устало опускается на скамью у трамвайной остановки и, думая о моряке, нежно и задумчиво произносит единственное хорошо знакомое, звучное, русское слово: