Мара Брюер - Остров искушений: Нереальное шоу!

— Я вспоминала себя в детстве. Папа всегда перед сном рассказывал мне сказки о пиратах, сокровищах и необитаемых островах, о морских чудовищах и храбрых моряках. А я представляла себя бороздящей морские просторы, и мне хотелось быть пираткой. Путешествовать…

— А что твой отец? Почему вы не поехали на отдых на Гавайи или Багамы?

— Он умер, — холодно и резко ответила Пристон, задержав руку в воздухе и сжав песок в кулаке.

— Извини, — спохватился я, — поэтому ты здесь? Осуществляешь свою мечту в память о нём?

Она повернулась и взглянула на меня в упор. Она должна была злиться на мою бестактность и бесцеремонную попытку залезть ей в душу. Но вместо этого в её взгляде была надежда. На что?

— Ты очень похож на него, Фернандес. Ты единственный на этом острове, кому я могу доверять.

И очень зря. Но мне это на руку. Моей целью по-прежнему остаётся забота о тебе и твоих действиях. Даже о твоих мыслях.

— Спасибо, — коротко ответил я, отводя глаза.

— Как думаешь, скоро вернётся… Бивень?

Готов биться об заклад, она хотела назвать его Смехло.

— Либо к моменту жеребьёвки, либо когда найдёт то, что выронил в реку.

Я поднял камешек и бросил его в воду.

Почему она постоянно спрашивает о нём? Я скоро начну думать, что она беспокоится.

— Я пойду спать, Эва. Спокойной ночи!

Я поднялся и отряхнул песок с одежды.

— Я ещё немного посижу здесь. До завтра, Энди…

Она дала понять, что хочет остаться наедине со своими мыслями, в которых я был не прочь покопаться, и повернулась к морю. Пока мы болтали, стемнело, и лишь лунная дорожка, извиваясь, танцевала на поверхности, гонимая волнами.

А я так и не спросил её мнения о кортике Эдди.

Заснул я не сразу. Анализируя события сегодняшнего дня, я пришёл к неожиданному выводу: Эва была знакома с Бивнем до телепроекта. Я не мог утверждать наверняка, но всё говорило об этом. То, как бесцеремонно он к ней обращался, как наигранно резко она реагировала, а он съедал все её нападки. К тому же она пошла с нами искать пресную воду и догадалась о причинах его исчезновения.

А фраза о том, что я напоминаю её отца, вовсе сбила меня с толку. Похоже, не я присматриваю за ней, а она за мной. Надо быть осторожнее и не выдать себя, не подтвердить её подозрения. Загадкой оставался и рассказ о детских воспоминаниях — почему она поделилась ими со мной?

Утром меня разбудило что-то щекочущее грудь. Я открыл глаза. На меня смотрели два маленьких глаза на антеннках. Это был краб. Он вскарабкался мне на грудь и не решался двинуться дальше. Одно неверное движение, и он ухватит клешнёй мой нос. Кто-то схватил его за панцирь и поднял в воздух. Эва.

— Твои проделки? — спросил я.

Пристон расхохоталась.

— Мне показалось забавным разбудить тебя так, — сообщила она и вновь залилась смехом.

— А что наш скользкий друг? Не появился?

Мне интересна была её реакция, даже малейшее изменение на лице могло сказать о многом. Но Эва оставалась так же беззаботна и ничем не выдала свои мысли:

— Я не видела… Завтрак почти готов. Сегодня кухарничают Дебора и Зак. Идём?

— Да, — ответил я, поднимаясь.

Все участники собрались в тени одной из самых больших пальм. Джерри набросился на еду, словно его не кормили месяц. Ужин был вкуснее, чем то, что нам предложили утром. Но не время привередничать. Скоро нас лишат и этой возможности, и мы будем вынуждены искать пищу сами.

После завтрака большинство из нас отправились плавать. Мне не нравился вкус морской воды, попадающей в рот и нос, и я предпочёл остаться в тени. Эва окунулась и вышла на солнце. Оно ещё не было таким палящим, но всё равно стало жарко. Позже к Пристон присоединились Вудс, Кондэ и Слотен. Пенелопа горделиво подставила солнцу свои выделяющиеся достоинства в крошечном бикини. Мэг надела закрытый купальник, скрывающий недостатки её уже немолодого тела. На Эве был раздельный спортивный купальник. У неё превосходные мышцы. Всё в меру.

Через некоторое время из воды вышли вдоволь накупавшиеся Зак, Дебора, Джерри, Себастьян, Ванесса и Мэттью. Мне также бросилась в глаза обособленность Полли и Сэма. Попахивало романтикой.

Я услышал хруст веток и какое-то шевеление в зарослях позади меня. Звук становился всё отчётливее. Кто это: дикий зверь, гигантская змея, аборигены-людоеды или, может, Бивень? Я резко обернулся.

— Привет, Фернандес!

Это был кривляка. Выглядел он потрёпанным, одежда и обувь — в грязи.

— Мы уже не надеялись тебя увидеть, — ехидно ответил я на его приветствие.

Он по-дурацки виновато улыбнулся:

— Я заблудился!

Врёт, гад!

— Странно, мы выбрались к морю за час.

Он вновь изобразил улыбку, ничего не ответив.

По выражению лица Хука я сделал вывод, что он, скорее всего, нашёл то, что искал. Ту вещь, которую он обронил, свисая вчера над каньоном.

Нас увидел Боб Мун. Он бросился к нам, чтобы поприветствовать своего третьего спасителя, на бегу интересуясь, куда тот пропал.

— А вот и мой спаситель! — Боб заключил опешившего Бивня в объятия. — Эй, все сюда! Он вернулся!

После Мун обратился непосредственно к сдавленному им кривляке, у которого глаза на лоб лезли:

— Спасибо вам, спасибо, мистер…

Вот тут-то Хуку пришлось раскрыть карты. Он бросил на меня взгляд, который я расценил, как: «Я бы вернулся туда, откуда пришёл». Но, моментально собравшись, он гордо выкрикнул:

— Бивень!

— Прости, брат, как ты сказал?

— Бивень, — так же уверенно повторил Алан.

Я-то знал его имя.

— Спасибо, э-э, Бивень!

Мун, наконец, отпустил Хука.

— Вернулся, Смехло?

Эва вновь обратилась к нему по прозвищу, которое ещё недавно обозначила как надоевшее, а Боб перевёл удивлённый взгляд на неё.

Бивень улыбнулся Эве во все тридцать два зуба, не скрывая при этом недовольства от того, как она его обозвала:

— Ты скучала, детка?

Он практически сделал ей реверанс, засунув поглубже свою гордость, словно лебезил перед ней. На её лице при этом я прочитал желание двинуть ему в челюсть. Мне хотелось того же.

— Не больше, чем за адским огнём! — резко бросила ему Пристон, глаза её при этом сверкнули, словно она и впрямь была в аду, окружённая языками пламени.

Боб, наблюдавший за этой сценой с не меньшим интересом, чем я, попятился. Пахло жареным, и он превосходно это чувствовал, хотя понятия не имел (так же, как и я), что стало этому причиной. У меня были лишь догадки, но мои денверские «приятели» каждый раз доказывали своим поведением мою неправоту о природе их отношений, всё больше меня запутывая.

Необходимо было сконцентрироваться и не выходить из этого состояния, что было весьма сложно в условиях невыносимой жары, палящего солнца и отсутствия курева. Как только я об этом подумал, во рту выделилась слюна, призывающая все обычно задействованные в этом процессе части тела закурить. Но отсутствие сигарет и наличие запрета заставили меня подавить призвавший к бунту выработанный годами инстинкт.