Василий Ванюшин - Старое русло

Жакуп медленно взбирался на высокий берег, смотрел, где пасутся верблюды — обычно, они далеко не уходили — затем подходил к колодцу и набирал ведро воды. Примерно в это время открывался край палатки-и показывалась высокая плотная фигура с длинными пепельно-седыми волосами. Стольников снимал нижнюю рубашку, брал полотенце и мыло и подходил к колодцу.

Жакуп ожидал его с ведром воды. Они обменивались короткими приветствиями. Старик поднимал ведро. Стольников охал от обжигающе-холодной воды, рычал, хлопая себя ладонями по бокам и груди. Жакуп обычно молчал или, глядя на седую голову Стольникова, спрашивал:

— Почему, Бикентиш, голова белая, усы черные?

Стольников, берясь за полотенце, отвечал:

— Потому что усам только сорок лет, а голове уже шестьдесят.

Тут подходил дежурный и докладывал о ночном дежурстве. Слова его профессор пропускал мимо ушей — в лагере не случалось ничего такого, о чем следовало бы докладывать, — и начинал толковать о пользе умывания холодной водой.

— Это — здоровье, — говорил он, — это дает хорошую зарядку на целый день. Наконец, это же цивилизация! Живи ты в пустыне или тайге год и два, не видя книги, газеты, кино, будь ты одет в лохмотья, ешь сырое мясо — это еще не значит, что ты потерял облик человеческий. Но стоит только забросить умывание — не просто руки ополоснуть перед едой, а умыться вот так, до пояса, — и ты уже распрощался с цивилизацией, опустился, потерял надежду в успех работы, перестал быть человеком, и такой экземпляр впору поместить в зверинец.

И так как дежурные менялись, то с течением времени каждый из членов экспедиции присутствовал при утреннем умывании профессора, выслушивал эту сентенцию, и каждый в какой-то степени подражал Стольникову.

Один Жакуп уклонялся от этой процедуры. Он омывал, не снимая своего чапана, только руки и лицо. И поступал так не по какой-то врожденной привычке, не потому, что отрицал пользу умывания до пояса. Он, хорошо знавший пустыню, привык ценить в ней каждую каплю воды. Расходовать целое ведро на умывание — это он считал расточительством. Но он не решался упрекнуть кого-либо в этом, потому что начало небережливого отношения к воде шло от профессора. Однако беспокоиться о воде пока не было причины. В колодце хватало ее для всех нужд экспедиции…

После умывания профессор садился за бумаги. Он вел дневник экспедиции, отмечая в нем, что сделано за прошедший день.

Начинала дымиться походная кухня — повар готовил завтрак. Лагерь весь оживал. После завтрака люди шли на работу; они копались в кольцевой крепостной стене, похожей на огромный со снятой макушкой череп, изучая содержимое этого исполинского черепа.

Лина просыпалась позже всех: крепким, здоровым был сон на свежем воздухе. Каждый день она уходила далеко в пустыню, срезала ветви растений, выкапывала с корнями травы, каким удалось прижиться на песке, все это складывала в полевую сумку и возвращалась в лагерь уставшая, но довольная. Она составляла гербарий растительности пустыни и вечерами долго сидела над тетрадью, подробно описывая каждое растение.

Стольников с удовлетворением отметил, что за короткое время пребывания в экспедиции дочь как-то по-особому повзрослела, стала серьезнее, окрепла физически, загорела и, кажется, стала еще красивее. Впрочем, последнему он не особенно радовался. Лина привлекала внимание молодых мужчин, и они мешали ей заниматься делом. Особенно неравнодушными были Купавин и Алибек. Алибек, правда, держался все время на почтительном расстоянии, но всегда следил за ней взором черных блестящих глаз. Купавин оказался очень привязчивым. Утром он уезжал на обследование русла и скоро возвращался. Судя по его словам, не было никакого смысла пускать воду по старому руслу, но с таким выводом он не спешил в город, а большую часть дня проводил около Лины, предлагал свои услуги и, видать, порядком ей надоел.

Стольникова не беспокоили молчаливые, но очень выразительные взгляды Алибека. Но о Купавине приходилось думать, мысли появлялись совсем необычные, таких не бывало раньше, он чувствовал себя беспомощным предпринять что-либо, не находил случая сделать хотя бы в полушутливом тоне внушение Купавину. Правда, Лина, кажется, была к нему равнодушна, но это не успокаивало Николая Викентьевича.

После завтрака профессор шел на высокий берег, где производились раскопки; пробыв там около часа, возвращался в палатку; в иные дни ходил осматривать соседние развалины. Вторую половину дня он проводил опять в раскопе.

Всю территорию городища разбили на равные квадраты. Раскопки вели по квадратам, начав от берега. Уже обнажилась значительная часть крепостной стены. Для своего времени она была очень прочной — двойной глинобитной и имела прокладку из сырцового кирпича.

За крепостной стеной обозначился угол кирпичного, по всей вероятности, основного здания городища, напластования земли не были нарушены перекопами, культурный слой на всю глубину сохранился в целости — все это предвещало удачу. Стольников уже располагал первыми археологическими находками. Был найден полукруг плоского камня, оказавшийся частью жернова. Эта находка означала, что жители городища занимались земледелием. Ежедневно находили кости. Но все это пока что мало радовало археологов. Что же касается землекопов, то эти находки им были совсем не интересны, и, только повинуясь строжайшему приказу начальника экспедиции, они выбирали из-под лопаты все, что ни попадалось, и бережно откладывали в сторону.

В общем жизнь в экспедиции шла довольно однообразно, а потому скучно. Люди свыклись с лагерными условиями, знали только работу и сон. Работа была тяжелой и утомительной, она не давала особых поводов для раздумий и разговоров. Полушутливые пересуды вызывало только настойчивое ухаживание Купавина за профессорской дочкой, но и об этом стали говорить все меньше и меньше — землекопы пришли к единому мнению, что «парень зря сапоги топчет».

И вдруг произошло событие, взбудоражившее и озаботившее весь лагерь.

В тот день земляные работы пришлось прекратить рано — усилился ветер, в воздухе носились тучи песка, он слепил глаза: жара и духота обессиливали мускулы. Землекопы обливались потом. Профессор распорядился оставить работу. Люди, разойдясь по палаткам, отдыхали или приводили в порядок свой инструмент. Стольников сидел за бумагами, его сотрудники разбирали и классифицировали те немногочисленные находки, которые были взяты при раскопках.

К вечеру ветер еще больше усилился. Ужинали рано и рано легли спать.