Владимир Неволин - Иметь королеву

— Работенка не из легких, — согласился Владимир. — Только ведь сама выбрала, никто не заставлял.

— А я и не жалуюсь. И смерти не боюсь.

— Ты жива еще.

— Пока. Вот кончится обезболивающее — и все. Повидала я такие ранения. Здоровые мужики от шока умирали. И живот… болит.

Владимир почувствовал что-то вроде жалости.

— Может, выкарабкаешься еще. Всякое бывает.

— Ты, что ли, меня на себе потащишь, — болезненно усмехнулась Лина, — не верю я в такие подарки.

«Не потащу, — подумал Владимир, — в этой глухомани, где из-за каждого дерева стреляют, самому бы живу остаться. Да и не стоишь ты такого подарка».

— Стерва ты порядочная, — сказал он вслух, — ведь ты же меня убить хотела.

— Если бы хотела — убила. Уж поверь, я это умею. Ты нужен был живым.

— Кому?

— Не нам, конечно. — Лина кивнула на разбросанные тела «вулканологов». — Есть другие люди.

— Так вы, получается, меня охраняли, — изумился Владимир.

— Пасли мы тебя. Только вот зачем — сама не знаю. Не моего ума дело. Приказ — его выполнять надо.

— Интересно, — задумчиво сказал Владимир. — Давай-ка поговорим, дорогая.

Он хотел подойти к ней ближе, но передумал и сел на снег там, где стоял.

— Хочешь, в игру поиграем? — сказал он Лине. — Ты мне, я тебе. Ты информацию, я информацию. Чтобы из твоих и моих кубиков дом сложить.

— И я подохну, а ты жить в нем будешь, — кивнула головой Лина. — Неравный брак получается. — Она болезненно сморщилась и отломила еще один шприц. Бледное лицо ее порозовело. — А знаешь, давай, — согласилась она после недолгого раздумья. — Я баба любопытная.

— Начинай.

Лина вздохнула и посмотрела на вершину горы, за которую опускалось вечереющее солнце.

— Я и те, что вокруг лежат — все разные люди. Работаем далеко друг от друга. Канада, Испания, Аргентина. Вместе собираемся нечасто, только если произойдет что-то важное. Неделю назад от одного большого человека получили приказ — скрытно сопровождать объект к месту назначения.

— Объект — это я? — уточнил Владимир.

— Ты. Операции у нас обычно разрабатывает Сантос. Ну, Игорь. Решили, что на Камчатке охотников или рыболовов играть не будем. Стали «вулканологами». В Новосибирске сели в один самолет с тобой, а дальше дело техники. Хорошие ребята, маленькое приключение с красивой женщиной. Я красивая? — Она поправила окровавленными ладонями волосы.

Владимир поперхнулся холодным воздухом. Черт этих баб разберет — при смерти, а кокетничает.

— Красивая, — согласился он, — и как любовница — просто класс.

— Все надо уметь в моей профессии. Да и ты мне понравился, так что особо притворяться не надо было.

— Ты о деле давай, — напомнил Владимир.

— Хватит, теперь твой черед. Зачем тебя на Камчатку понесло?

— Я к сыну ехал.

— Не ври. Не сын он тебе.

— Верно, не сын. Есть у меня один интерес в здешней тайге.

— Золото? Деньги? Документы?

— Да нет, покруче.

— Не ходи вокруг да около. Говори. Меня все равно скоро не будет. Все с собой заберу.

Владимир сказал.

Лина, пораженная, молчала. Потом заговорила, и голос ее перешел на свистящий шепот:

— За это умирать стоит. Не пять человек — тысячу положить можно. Мне бы сотой части этого на всю оставшуюся жизнь хватило. И детям — если бы были.

— Не стоит это дерьмо ни одной жизни, — сказал Владимир.

— Это по твоим понятиям. Миллионы людей иначе думают.

— Ненормальных всегда хватало.

— А ты зачем поперся? Тоже из их числа?

— Не знаю, — вздохнул Владимир. — Там, дома, все проще как-то казалось. Пришел, взял, ушел.

— А реализация? Такие вещи уметь продать надо.

— Не знаю, — снова повторил Владимир. — Ничего пока не знаю.

— Бросай это дело, пока не поздно, Вовочка, — сказала Лина. — Ничего у тебя не выйдет. Ты не представляешь, во что ты ввязываешься. Про такие суммы не говорят — много или очень много. Просто молчат или недоверчиво усмехаются. На эти деньги можно с потрохами купить какую-нибудь небольшую африканскую страну, сделать президента или перевербовать все ЦРУ вместе с их шефом. Тебя не отпустят, где бы ты ни был. До конца своих дней не отпустят. Да и ты не тот человек, чтобы провернуть это дело.

— Это почему же? — ревниво спросил Владимир.

Она сделала еще один укол.

— Потому что — человек. А надо быть зверем. Надо уметь идти по головам. Надо уметь убивать. Надо уметь глотки рвать и кровь пить, не захлебываясь. Понял?

Владимир содрогнулся. Лицо Лины разгорелось жарким пламенем, окровавленные пальцы судорожно вгрызлись в зернистый снег. Голос ее снова зазвенел.

— Хочешь урок? У тебя в руках автомат. Выстрели мне в голову — все равно скоро конец. Последняя ампула осталась. Выстрелишь — значит, чего-то стоишь. Нет — беги куда глаза глядят. Давай.

Подчиняясь ее просьбе-приказу, Владимир поднял автомат. Лина, не отведя взгляда, в упор смотрела на него. Оружие задрожало в его руке.

— Не могу, — сказал он.

Внезапно Лина заплакала. Плечи ее затряслись.

— Володя, милый, все. Я ухожу. Прощай. Поцелуй меня и прости, если сможешь.

Как во сне, Владимир бросился к ней и обнял. Одной рукой обхватив его за шею, Лина достала последний шприц. Владимир машинально отстранился, думая, что она хочет ввести обезболивающее.

И вовремя. Игла шприца, прочертив короткую, блеснувшую в солнечных лучах дугу, промелькнула перед его лицом. Он упал на спину, откатился ниже по склону и схватил автомат. Оскаля зубы, рыча, как пантера, Лина ползла к нему.

— Везунчик, тварь! Везде выкрутишься! Все равно тебе конец. Сдохнешь в тайге — костей не найдут. Жаль, я не увижу… Стреляй, сука…

Владимир нажал на курок.

Потом он столкнул тела «вулканологов» в огромную яму, образовавшуюся от вывороченной взрывом глыбы, и присыпал снегом — похоронил. Люди все-таки. Подобрал шприц, которым хотела уколоть его Лина, осмотрел и обнаружил на толкателе маленькую красную точку.

«Наверное, яд», — подумал безразлично. Шприц положил в рюкзак. Зачем? Затем. В наступающей темноте, качаясь как пьяный, добрел до водопада. С третьей попытки перелез через камень, перекрывший ущелье, и без сил упал на том месте, где давным-давно, закутавшись в шинель, ночевал под звездным камчатским небом.

Парень был только что прибывшим с материка салагой — стриженным под ноль, круглолицым. Военная форма сидела на нем колом, а северные, на толстой двойной подошве сапоги были явно на размер больше, чем требовалось. Но он здорово играл на гитаре, еще лучше пел незамысловатую песню приятным, с хрипотцой голосом, и все в курилке, затихнув, слушали его.