Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

На оборону повстанческого района поднялись все деревни. Мужики доставали заветные берданки, вооружались топорами, вилами, рогатинами.

— Как на диких зверей, — говорили мужики.

— Да они хуже зверей, — возмущались очевидцы. Рассказывали, как людей избивали нагайками, кололи штыками, подвергали неслыханным пыткам. Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков. У Щетинкина замирало сердце, когда он представлял себе своих в руках колчаковцев. Хоть бы Васена детей понадежней упрятала. Да куда спрячешь-то?.. И наливалось сердце тяжелой ненавистью.

Партизаны рыли в снегу окопы полного профиля.

Всю ночь пробирались казаки на своих измученных свирепым бураном лошадях в тыл Большого Улуя. Никто их не остановил, и это удивляло есаула Сотникова. Неужели красный штабс-капитан так беспечен?.. Мелькнула другая мысль: а возможно, Большой Улуй оставлен и партизаны, прослышав о казачьем отряде, сами отошли на север, в Курью?..

Резкий ветер вызывал на главах слезы. Сотников ощущал, как цепенеют в стременах ноги. Вокруг поднимались сугробы, высокие, как степные курганы, и они преграждали путь в село.

И внезапно сугробы полыхнули огнем. Оттуда били, били, судя по всему, прицельно, как бьют сибиряки белку в глаз. Поднимались на дыбы и падали кони. А когда казаки, не выдержав неожиданного нападения, повернули назад, перед ними выросла новая стена: мужики с дрекольем, с вилами и топорами.

Потеряв двести человек и большую часть вооружения, Сотников отступил. А вернее, бежал, полагаясь на случай. И ему повезло: удалось уйти.

Когда, вернувшись в Ачинск, доложил обо всем генералу Розанову, тот задумался.

— Да, Щетинкин — особо опасный противник, — произнес наконец генерал, не повышая голоса. — Опытный вояка… Полный георгиевский кавалер, это вам говорит о чем-нибудь? — Он смерил Сотникова презрительным взглядом.

— Не я буду, если не доставлю его вам живым! Именно живым… — Глава есаула сверкнули ненавистью, а в голосе послышалось уязвленное самолюбие.

— Ну, ну, есаул, будем надеяться… — снисходительно сказал Розанов.

Оставшись один, он стал мысленно оценивать обстановку. Во многих волостях Сибири появились партизанские отряды: в Ново-Еловской, Чернореченской, Ново-Новоселовской, Трудковской, на Мане. Целый округ Сибири не признает власти Колчака. А если они объединятся?! Так ли уж трудно будет им оседлать Транссибирскую железную дорогу, связаться, скажем, с иркутскими подпольщиками, которые в любое время смогут взорвать кругобайкальские туннели?

Будучи человеком ничтожным, есаул Сотников решил взять Щетинкина не мытьем, так катаньем. Стычки с партизанскими группами ровным счетом ничего не давали. Через одного лавочника Сотникову удалось выяснить: семья Щетинкина до сих пор проживает в деревне Красновке!

Вот она, ниточка… Несомненно, Щетинкин время от времени проведывает семью. Нужно устроить засаду… Конечно же, Щетинкин не оставил своих родных без охраны, и в Красновке, безусловно, есть партизанская группа.

Но ничего из этой затеи не получилось: или плохо следили за домом Щетинкина, или он встречался с женой в другом месте, во всяком случае, обнаружить Щетинкина в Красновке агентам не удалось.

Тогда Сотников решил захватить его семью. Весь свой отряд он бросил на Красновку. Партизанская группа не могла сдержать напор огромной массы карателей.

Казаки окружили дом Щетинкина. Ворвались, перерыли все. Перепуганные девочки спрятались на печи. Васса с годовалым сыном Шуриком на руках стояла посреди избы.

Сотников наступал на нее:

— Ты Васса Щетинкина? Где скрывается твой муж? Нам известно: он в Красновке.

Допытывался у девочек, дрожащих от страха:

— Где ваш отец? Он сюда приходил? Когда был последний раз?

— Мы не знаем, мы маленькие… — лепетали девочки.

— Положи младенца, — приказал есаул Вассе. — Пойдешь с нами.

— Клава, возьми Шурика и присматривай за Надюшей, — наказала Васса старшей дочери. «Только бы не детей… На моих глазах…» — мертвея от страха, думала она.

Через всю деревню Вассу под конвоем повели на допрос. Девочки бежали за матерью, старшая несла на руках Шурика. Вассу грубо втолкнули в дверь избы местного богатея. Девочки пытались прошмыгнуть следом, но казак выхватил ив рук Клавы Шурика и бросил его в снег.

Ее избивали нагайками, под присмотром Сотникова посыпали раны солью. Потом выбросили на улицу, прямо в сугроб. Холод вывел ее из беспамятства. Не помнила, как добрела до дому. Залезла на печку и потеряла сознание. Девочки перепугались, закричали, заплакал Шурик. С криком: «Мама умерла!» — старшая кинулась к соседям. Прибежали бабы, стащили Вассу с печки.

— В баньке ее хорошенько попарить нужно, чтобы раны промыть, соль вывести… Топите, бабы, баню… Звери проклятые! Ну уж Петро не простит вам этого…

Узнав о налете есаула Сотникова на Красновку, генерал Розанов сказал ему:

— То, чего не удается красным агитаторам, удалось вам, есаул: вы, оказывается, воюете не с партизанами, а с женщинами и младенцами? Ваш поступок, не стану его оценивать, вызвал возмущение местных жителей. Мы дорого за него заплатим. Вот теперь-то потребуется армия, чтобы справиться со Щетинкиным… Не забывайте, что он бывший офицер, штабс-капитан. Вы избили жену офицера…

«Подумаешь, чистоплюй, — разозлился про себя есаул. — Сидит тут в штабе… «Поступок»… Еще и не такие поступки совершают господа офицеры. С этой красной сволочью иначе нельзя…»

Щетинкин собирался совершить налет на Ачинск. Но его разведчики донесли: в штабе белых разработан план окружения и разгрома партизанского отряда. В Ачинск прибывают войска из Красноярска, Минусинска, Томска, Енисейска, вооруженные пушками, пулеметами, бомбами. Намечено расчленить партизанский отряд и истребить его по частям.

Противник имел двенадцатикратное превосходство в живой силе, о вооружении вообще не приходилось говорить: у них пушки, два бронепоезда, пулеметы…

Бои завязались неподалеку от Красновки. Опять здесь появился есаул Сотников со своими карателями.

Щетинкин перенес штаб в Красновку. Целую неделю держались партизаны, отражая одну атаку за другой. Но так не могло продолжаться долго. Кольцо окружения смыкалось. Вырваться из него было невозможно: в каждой деревне колчаковцы расположили хорошо вооруженные засады и заслоны.

Выхода не было. Кое-кто поговаривал о роспуске отряда: мол, просочимся по одному в тайгу…

— Я знаю выход! — заявил Щетинкин на военном совете. В его голове созрел грандиозный план, о котором он и намеревался сообщить на совете. — Если мы будем вести против Колчака вот такую москитную войну, то вряд ли добьемся существенных результатов. Нужно схватить его за горло…