Эжен Сю - Тайны народа

— О, да будут прокляты марсельцы! — вскричал Жоэль. — Благодаря этим потомкам греков римляне вступили на наши земли!

— Чем марсельцы хуже других? Разве не достойны проклятия те галльские племена, которые допустили, чтобы чужой народ разорил и поработил одно из них? И коль скоро они были наказаны!

Римляне, ободренные беспечностью Галлии, завладевают Овернью, затем Дофине, Лангедоком и Виваресом, население их защищается с геройской храбростью, но, предоставленное собственным силам, не может устоять под натиском сильнейшего врага. Римляне становятся хозяевами почти всего юга Галлии, управляют им при помощи своих проконсулов и обращают народ в самых жалких рабов. Что же делают другие провинции при виде этих ужасных захватов Рима, продвигающегося все дальше, угрожающего уже сердцу Галлии? Уверенные в своем мужестве, они говорят, как сказал только что и ты, Жоэль: «Юг далеко от севера, восток далеко от запада».

Побежденный вследствие беспечности и самонадеянности, наш бедный народ не может кротко сносить Рима: в провинциях, завоеванных римлянами, вспыхивают мятежи, и их Рим подавляет с массой жертв. Наши несчастья не ограничиваются этим. Бургунды, подстрекаемые потомками королей, вооружаются против Франш-Конте, призывая на помощь римлян. Франш-Конте, не имея сил сопротивляться такому союзу, просит подкрепления у германцев с другой стороны Рейна; таким образом, эти северные варвары вступают в Галлию и, побив в конце концов тех, кто сам же призвал их, остаются хозяйничать в Бургундии и Франш-Конте. Наконец, в прошлом году швейцарцы, соблазненные примером германцев, вторгаются в галльские провинции, захваченные римлянами. Юлий Цезарь, назначенный проконсулом, спешит из Италии и не только прогоняет швейцарцев назад в их горы, но очищает Бургундию и Франш-Конте от германцев, завладевая этими провинциями, обессиленными долгой борьбой с варварами. Они, освободившись от гнета варваров, подпадают под гнет римлян: положение то же, меняются только хозяева. Наконец, — в начале этого года часть Галлии начинает выходить из своего сонного равнодушия, чувствуя, что опасность угрожает и тем провинциям, которые еще сохранили свою независимость.

Храбрые патриоты, — Гальба среди бельгийских галлов и Боддиг-Нат среди фландрских, — не желая иметь своими господами ни римлян, ни германцев, возбуждают народ против Цезаря. Поднимаются и галлы из Вермандуа и Артуа и идут на римлян… Происходит великая и ужасная битва при Самбре!

Галльское войско ожидало Цезаря на левом берегу реки. Три раза римляне переходили через реку, три раза они были принуждены возвратиться назад, сражаясь и стоя по пояс в воде, красной от крови. Но вот римская кавалерия опрокинута, старейшие легионы разбиты. Цезарь соскакивает с коня, берет меч в руку и, собирая последние свои когорты, наполовину уже рассеявшиеся, во главе их устремляется на наше войско. Несмотря на мужество Цезаря, сражение было проиграно для него. Вдруг мы видим, что на помощь ему идет новый отряд…

— Ты сказал «мы видим», — перебил Жоэль. — Значит, ты участвовал в этой ужасной битве?

Но чужестранец продолжал, не отвечая ему:

— Истощенные, обессиленные семичасовой битвой, мы сражаемся еще с этим свежим отрядом. Бьемся до полного изнеможения, бьемся насмерть… И знаете ли вы, спокойно сидящие здесь, в то время как братья ваши умирали за свободу Галлии, за вашу свободу, — знаете ли вы, сколько осталось в живых после этой битвы? Из шестидесяти тысяч воинов после сражения при Самбре осталось в живых всего пятьсот человек!

— Пятьсот! — вскричал Жоэль с сомнением в голосе.

— Я говорю это, потому что я один из них, — с гордостью сказал чужестранец.

— Так эти свежие шрамы на твоем лице…

— Я получил их в битве при Самбре.

В эту минуту послышался яростный лай сторожевых собак и сильный стук в наружные ворота. Находясь еще под тяжелым впечатлением рассказа путешественника, все подумали в первое мгновение, что на дом напал неприятель. Женщины поднялись со своих мест, дети бросились к ним, а мужчины похватали оружие, висевшее на стене. Но лай собак прекратился, хотя стук в ворота все еще продолжался, и Жоэль сказал:

— Собаки замолчали, хотя стучат по-прежнему. Значит, они знают тех, кто стучит.

И с этими словами хозяин вышел из дома. Несколько человек, в том числе и чужестранец, сопровождали его из предосторожности. Когда внутренние ворота были открыты, можно было разобрать два голоса, кричавших:

— Это мы, друзья, мы, Альбиник и Микаэль!

Действительно, можно было различить при свете луны двух сыновей хозяина. Позади них стояли их лошади, тяжело дышавшие и покрытые пеной. После нежных объятий с сыновьями, особенно с моряком, не возвращавшимся из плавания по морю около года, Жоэль вошел с ними в дом, где они были радостно встречены матерью и всей семьей.

Оба брата были высокого роста и крепкого сложения. Сверх платья у них были накинуты плащи из толстой шерстяной материи с капюшонами. Войдя в комнату и раньше чем поздороваться с матерью, они приложились губами к семи веткам омелы, погруженным в медный сосуд на алтаре. Взгляд их упал на тело, наполовину скрытое ветвями, которое лежало вблизи алтаря; около него все еще сидел Юлиан.

— Добрый вечер, Юлиан, — сказал Микаэль. — Кто это у вас умер?

— Армель. Это я убил его сегодня вечером во время поединка на саблях. Но так как мы клялись с ним не расставаться, то я пойду завтра к нему… туда. Если хочешь, я скажу ему о тебе.

— Да, да, Юлиан. Я любил Армеля и думал, что застану его живым. В моем мешке, который остался на лошади, есть железный крючок для багра, который я выковал для него. Я его положу завтра на ваш общий костер.

— А от меня скажи Армелю, — проговорил с улыбкой моряк, — что он слишком рано ушел отсюда, так как его друг Альбиник и жена его Мерое хотели бы рассказать ему о своем последнем плавании в море.

— Зато мы с Армелем расскажем тебе потом прекрасные вещи, Альбиник, — сказал с улыбкой Юлиан. — Ведь твои путешествия по морю ничего не значат по сравнению с теми чудесами, которые ожидают нас в удивительных мирах, где еще никто из нас не был и где мы все будем.

Когда окончились приветствия между прибывшими и их родными, хозяин сказал чужестранцу:

— Друг, это мои сыновья.

— Молю богов, чтобы поспешный их приезд не означал ничего дурного! — сказал тот.

— Я повторяю слова гостя, — проговорил Жоэль — Почему являетесь вы сюда так поздно и так поспешно? Приветствую твое возвращение, Альбиник, но я не ждал видеть тебя так скоро. Где же твоя славная жена Мерое?

— Я оставил ее в Ванне, отец. Вот что случилось. Я плыл из Испании по Гасконскому заливу, направляясь в Англию. Непогода заставила меня войти в устье Ванна, но, клянусь Теутатесом, я не ожидал увидеть там того, что увидел. И вот, оставив корабль в порту под охраной моих матросов и под наблюдением жены, я взял лошадь и прискакал в Орей. Здесь я сообщил новости Микаэлю, и мы вместе приехали сюда, чтобы предупредить тебя, отец.