Уилбур Смит - Глаз тигра

Раны затянулись, оставив толстые, неправильной формы шрамы – спасибо хирургическим умениям доктора Нэбба, они обвивали мне грудь и спину подобно злому фиолетовому дракону. Но в одном он оказался прав – обширное поражение левого предплечья сделало руку слабой и малоподвижной. Я не мог поднять локоть выше линии плеча и уступил свой титул в арм-реслинге Чабби, состязаясь в баре «Лорда Нельсона». Однако, я надеялся, что плавание и регулярные упражнения вернут руке ее силу.

Вместе с выздоровлением ко мне возвращалось любопытство и жажда приключений. Мои мысли снова и снова возвращались к свертку, что покоился у Больших Чаек. Однажды мне приснилось, что я достал его, а развернув, обнаружил маленькую женскую фигурку, размером с дрезденскую куклу. Это была русалка с очаровательным личиком сестры Мэй и очень соблазнительной грудью, а ее хвост по форме напоминал изящный серп марлина. Русалочка смущенно улыбнулась и протянула мне руку. На ее ладони лежал блестящий серебряный шиллинг.

– Секс, деньги и хороший улов, – подумал я проснувшись, – незамысловатый старина Харри, и хорошая пища для Фрейда. Я знал, что скоро отправлюсь к Большому Острову Чаек.

Уже под конец сезона я снова обратился к Фреду Кокеру найти мне клиентов для ловли марлина, но затея оказалась дешевым прокисшим вином. Моими клиентами на этот раз были два заплывших жиром немецких промышленника, и их толстые, обвешанные побрякушками жены. Я лез из кожи, чтобы добыть каждому из них по рыбе. Первая была большим черным марлином. Но у моих клиентов заклинило катушку, когда рыба была еще полна сил и рвалась к бегству. Мне пришлось приподнять необъятную немецкую задницу с рыбацкого стула, но прежде чем удалось освободить застрявшую леску, рыба с силой потянула мою трехсотдолларовую удочку. Фибергласовое удилище с треском переломилось, как спичка.

Другой клиент, упустив пару вполне приличных рыбин, задыхаясь и обливаясь потом, пытался вытянуть синего детеныша марлина. Когда же он, наконец, подвел его к гарпуну, я с трудом заставил себя бросить стальное острие. Мне было стыдно выставлять такой улов на Адмиралтейской пристани. Мы сфотографировались на борту «Балерины», и я тайком доставил добычу на берег, завернув ее в брезент. Подобно Фреду Кокеру, мне тоже приходится заботиться о своей репутации. Немецкий промышленник был, однако, в таком восторге от своей удачи, что сунул лишние пятьсот долларов в мою жадную лапу. Я сказал ему, что это был просто великолепный экземпляр, что было враньем на целую тысячу долларов. Я привык хвалить свой товар.

Ну, а позже ветер подул с юга, температура воды в проливе упала на четыре градуса, и рыба ушла.

В течение десяти дней мы уходили на охоту далеко на север, но безрезультатно – еще был один сезон позади.

Мы сняли с судна и почистили все рыболовные снасти, а затем густо смазали их желтым машинным маслом. После этого мы отвели «Балерину» в док у заправочной станции, где исследовали ее днище, почистили его и поставили временные заплаты на повреждения, полученные ею у Пушечного рифа. Затем покрасили ее, и она засверкала, вновь став настоящей красавицей. Мы спустили ее на воду и отвели на якорную стоянку. Там начали неспешно работать над ее верхней частью, сдирая облупившийся лак, зачищая поверхности наждаком, чтобы нанести новый слой краски. Мы проверили ее электрическою систему, кое-где заменив проводку и заново напаяв контакты. Я не торопился. У меня в запасе было еще три недели до прибытия новых клиентов – экспедиции морских геологов из канадского университета.

Дни становились прохладней и ко мне вернулось знакомое чувство здоровья и телесного комфорта. Почти каждую неделю я обедал в Доме Правительства, и каждый раз мне приходилось пересказывать мою историю перестрелки с Гатри и Матерсоном. Президент Биддль знал ее уже почти наизусть и исправлял меня, если я упускал какую-нибудь деталь. Всякий раз, когда я заканчивал свой рассказ, Президент взволнованно восклицал:

– Покажите ваш шрам, мистер Харри! – и мне приходилось расстегивать накрахмаленную рубашку прямо за обеденным столом. Это были приятные, праздные дни.

Жизнь на острове текла безмятежно. Питер Дейли так и не вернулся на Сент-Мери, и по истечении шести недель Уолли Эндрюс был повышен до временно исполняющего обязанности инспектора и командующего офицера полицейских сил острова. Одним из первых его действий было возвращение мне карабина. Это спокойное время, однако, для меня было наполнено предвкушением, которое я скрывал от всех. Я знал, что в один прекрасный день я отправлюсь к Большому Острову Чаек, чтобы завершить дело, подняв сверток, лежащий в мелких спокойных водах. Я постоянно дразнил себя этим ожиданием.

В одну из пятниц, вечером, я отмечал со своей командой конец недели в баре Лорда Нельсона. С нами была Джудит, заменившая обычную стаю девиц, ранее окружавших Анджело по пятницам. Она сотворила с ним чудеса. Он больше не напивался до бесчувствия. Мы с Чабби начали свое обычное вокальное соревнование и уже успели несколько раз победить друг друга, когда на свободное место возле меня проскользнула Марион. Я обнял ее за плечи одной рукой и поднес ей к губам мою кружку, из которых она сделала несколько жадных глотков. Это отвлекало меня, и я опять начал не тот куплет, оставив Чабби позади.

Марион работала на коммутаторе в «Хилтоне». Она была прехорошенькая: симпатичная мордашка, длинные прямые темные волосы. Это ее несколько месяцев назад Майк Гатри решил испробовать в качестве боксерской груши. Когда, наконец, мы с Чабби дошли до конца припева, Марион сказала мне:

– Вас спрашивает какая-то дама, мистер Харри.

– Что за дама?

– В гостинице. Одна из постояльцев. Она прибыла утренним самолетом. Она знает ваше имя и все такое. Я сказала, что увижу вас сегодня и сообщу о ней.

– Какая она из себя? – заинтересовался я.

– Просто красавица, мистер Харри, настоящая дама.

– Похоже, она мне понравится, – согласился я и заказал пинту пива для Марион.

– Разве вы не пойдете к ней прямо сейчас?

– Когда рядом со мной сидишь ты, Марион, все прекрасные дамы мира могут подождать до завтра.

– О, мистер Харри, вы не человек, а дьявол! – хихикнула она и примостилась поближе ко мне.

– Харри, – произнес Чабби, сидевший по другую сторону от меня. – Я хочу сказать тебе что-то, чего раньше никогда не говорил.

Он отхлебнул из кружки, а затем сентиментально продолжал со слезами на глазах.

– Харри, я люблю тебя, старина, люблю сильней, чем собственного брата.

Я пришел в «Хилтон» без нескольких минут двенадцать. Марион вышла ко мне из комнатки, расположенной за рецепцией. У нее на шее висели наушники.