Виталий Олейниченко - Красное золото

«Братва» жаждала пива, а автолавки все не было.

Наконец, когда стало казаться, что неведомый подлец-Федька все же запил горькую и никакой торговли сегодня не приключится, из-за окраинных изб показался заляпанный грязью грузовичок. Дед Тимофей, нацепивший по случаю приезда автолавки затрепанный пиджачок, изначальный цвет и фасон которого не взялся бы, пожалуй, определить и лучший эксперт-криминалист, радостно тыкал клюкой в сторону переваливающегося на ухабах дребезжащего ветерана дорог и обнажал в довольной ухмылке сизый рот с двумя чудом сохранившимися нижними зубами: вот, мол, не верили, сынки, старику, а он точно знал, что не подведет злодей-Федька, приедет — и вот он, родимый, как есть…

Автолавка, понятное дело, не супермаркет, но все необходимое, пусть и не в ассортименте, все же имелось. Скупив едва ли не половину содержимого щелястого кунга грузовичка, «братки» нагрузили оными припасами опухшего от беспробудного пьянства Федьку, совмещавшего в одном лице высокие должности шофера, продавца, кассира, товароведа, экспедитора и грузчика, и весело двинулись к занятому на постой дому, предоставив согбенным старухам в однотипных ситцевых платочках смиренно дожидаться возвращения хозяина магазина на колесах и милостиво им позволив добрать то, что не посчитали достойным своего внимания они.

Вова Большой, торжественно вручив деду Тимофею — для пущей бодрости — пол-литровую бутылку «Пшеничной» с белой пробкой из фольги («Не, ты гляди, братва, и где они только нашли такое?»), строго наказал немедленно его, Вову, информировать, если в ближайших окрестностях появятся еще какие-нибудь городские. Дед Тимофей, бережно прижимая к груди халявную бутылку, как солдат в Трептов-парке — спасенного ребенка, обещал немедля мобилизовать для выполнения этой сверхзадачи все способное самостоятельно передвигаться население, а так же самоличный досмотр и пригляд за всей округой, после чего спешно заковылял домой, донельзя довольный аристократическим обхождением щедрых «сынков»…

Три дня пролетели как один, благо раньше этого срока ни группу Бивня, ни компанию преследуемых Вова не ожидал. А ожидать он их собирался с завтрашнего утра, в связи с чем сегодня лимитировал употребление спиртного и, дабы сибаритствующие бойцы не маялись от безделья, проводил среди личного состава политико-воспитательную работу. Эту ценную привычку он перенял у Клеща и применял ее в повседневной жизни, как и «Законы пионеров Советского Союза», неукоснительно.

В данный момент он рассказывал подчиненным, с огромным интересом и должным почтением ему внимавшим, о французском поэте Франсуа Вийоне.

— …Ну, короче, он одну хату взял, а его менты повязали. Дело давно было, адвокатов тогда еще не придумали, а в лапу прокурору ему дать было нечего, ну и суд в тот же день замастырили… — Вова немного искажал фактическую сторону излагаемого материала, но суть передавал в целом верно. — Ну, ему и влепили «вышку»…

— За хату бомбанутую? — ахнул непосредственный Самолет.

— Конкретно. И — амба, е-мое. Ну, повесили его, короче.

— Жалко, правильный был пацан, — искренне пожалел несчастного французского литератора расчувствовавшийся Марс, получивший свою кличку отнюдь не за любовь к красной планете, а за неумеренную страсть к одноименным шоколадным батончикам. Марс вообще был далек от астрономии, и если о том, что Земля — планета, он еще где-то слышал, то в то, что она вертится, не верил категорически, а о том, что существуют иные небесные тела, даже не догадывался.

Молчаливый Сиплый выразил полное свое согласие с мнением коллеги утвердительным покачиванием головы.

— А я вот когда в СИЗО парился, — сказал вдруг Самолет, — так у нас там кент один сидел, ему срок корячился, не помню уж, чего там у него было… Так вот он тоже стихи писал, как этот француз. Мы у него еще просили, чтобы он нам переписал, да только я, блин, посеял эти бумажки по пьяни, ну, когда меня за недостатком с кичи вынули… Так я один стих запомнил.

Самолет сделал томные глаза и продекламировал:

— Да, блин, клево, ничего не скажешь, — внимательно выслушав, резюмировал жалостливый Марс. — Понимал братан, о чем пишет…

Повздыхали, искренне сочувствуя всем сидевшим правильным пацанам, и вволю поматерили ненавистное ментовское племя.

— А еще был такой скульптор, — продолжил лекцию Вова Большой и, тщательно выговаривая буквы, с некоторыми запинками произнес: — Бен-ве-ну-то Чел-ли-ни, во! Ну, этот был итальянец…

…До ручья добрались уже в сумерках. Готовить полноценный ужин не было сил, поэтому приготовили на костерке чай и подкрепились консервами. Продуктов оставалось — кот наплакал, но мы надеялись пополнить запасы в Петрашевском…

Между двумя спящими лагерями было четыре километра по прямой…

— Вот что, друзья мои, — сказал Миша за утренним чаем, порядком уже поднадоевшим, особенно мне, поскольку я, являясь ярым кофеманом, чай вообще пью редко и в целом к нему равнодушен. — К вечеру мы должны выйти к Петрашевскому. Можем, конечно, и пораньше прийти, часам к четырем, но я бы предпочел в село сходить в темноте, уж больно мне те машины на грунтовке покоя не дают.

Я с Михаилом мысленно согласился. Если выйти к селу днем, можно сходу нарваться на засаду. А если лежать в кустиках на опушке, дожидаясь ночи, возникает реальная опасность, что на тебя наткнется какая-нибудь местная бабулька «божий одуванчик», промышляющая сбором трав или, скажем, всяческих лягушек для изготовления приворотных, отворотных, рвотных и прочих гомеопатических зелий. И бабулька сия не преминет поведать о находке соседскому дедульке, а тот — еще кому-нибудь, и уже через полчаса «синие», если они ждут нас в деревне, что с их стороны было бы более чем логично, будут подняты «в ружье» и либо стремительно побегут прочесывать окрестности, либо, если командир их не последний дундук с боксерской перчаткой вместо головы, попрячутся в укромных сараюшках, откуда даже при луне прекрасно видны все подступы к селу, и будут там преспокойно нас поджидать. В гости.

А поскольку в своих действиях мы решили исходить из худших вариантов развития событий, не принимать во внимание возможность появления подобной бабульки-знахарки просто не имели права. Как там это озвучено в законах Мэрфи? «Если что-то плохое может произойти, оно обязательно произойдет… Причем именно с тобой». И мы это приняли во внимание. В связи с чем отложили время выхода и часа два занимались кто чем.

Миша, покусывая нижнюю губу, внимательнейшим образом изучал обе карты, хотя, я полагаю, знал их уже наизусть; что-то по ним прикидывал линейкой и курвиметром (Господи, где он его взял-то?!), тонко заточенным карандашом намечал какие-то острые углы и делал едва заметные пометки на потрепанных полях.