Баир Шаракшанэ - Разведчик с Байкала

«Придется выпить, — подумал Чимит, видя вокруг возбужденные лица с осоловелыми глазами. — Иначе все дело можно испортить».

Он посмотрел на предназначенную ему кружку и, прежде чем взять ее, произнес:

— Чесно слово, я выпил, много выпил. Больше никак не можу.

— Не может человек и не надо, — неожиданно раздался голос колчаковского полковника. — Нам же больше останется.

Несколько бандитов дружно поддержали своего главаря.

— Тогда пусть этот налим мне з... поцелует, — в пьяном угаре выкрикнул Менов-Дожин.

Дикий смех потряс избушку.

— Только смотри, не кусайся, — расстегивая ремень, предупредил махновец. — Укусишь — голову снесу!

«Будь что будет, а дам ему сейчас пинка!»— твердо решил Чимит.

— Ну, давай, налим, быстрее! — требовал Менов-Дожин. — Сколько еще буду ждать!

Мэргэнов решился было уже пнуть его, как в это время послышался возмущенный голос:

— Это дикость! Хулиганство! Верные защитники России должны ратовать за культуру...

Махновец бесцеремонно перебил его:

— А я чихать хотел на культуру и на тебя, Кравцов, вместе с ней! — Вот поцелует налим мою з... и все культурно будет.

Дерзкое непочтение Менова-Дожина к Кравцову, видимо, задело главаря.

— Подними, Менов, штаны, — строго произнес он, — и извинись перед Григорием Захаровичем.

Менов-Дожин послушно натянул штаны и, повернувшись к Лабунцеву, запальчиво выкрикнул:

— Хватит командовать! И если хочешь, поцелуйся с Кравцовым сам. У меня нет такого желания.

Все притихли.

Главарь подошел к махновцу и впился в него глазами. Прошло несколько тяжких минут. Наконец, желая, видно, разрядить атмосферу, Зверев робко произнес:

— Выгнать его, Степан Иванович, и пусть себе идет на все четыре стороны.

— Меня не запугаете! Уйду, хоть сейчас уйду! — огрызнулся Менов-Дожин и потянулся к своим вещам.

— Смутьян! — заорал Галепов. — Извинись лучше, а то потом поздно будет!

— Ты мне будешь еще указывать! — процедил махновец и обложил Галепова гнусной бранью.

— Безобразие! — вымолвил Кравцов. — Пусть убирается куда ему любо, только чтобы духу его здесь не было.

Менов-Дожин, накинув на себя плащ, направился к выходу, но путь ему преградил Лабунцев.

— Говоришь, что я накомандовался? — спокойно спросил он. — Ты хорошо продумал свои слова?

Махновец попытался молча обойти главаря, но тот сказал:

— Постой, голубчик. Сначала сдай оружие.

— Если оно тебе нужно, то возьми сам, — осклабился Менов-Дожин.

Лабунцев обшарил его одежду, вытащил два нагана, а затем кратко произнес:

— Зверев и Лозов! Отведите его на Ангару и расстреляйте!

Менов-Дожин мгновенно опустился на колени и начал вымаливать у Лабунцева прощение. Видя, что главарь пропускает мольбы мимо ушей, он подполз к кровати, на которой лежал Кравцов.

— Простите меня, Григорий Захарович, — целуя его руку, запричитал махновец. — Простите меня, я виноват...

Но Кравцов не стал его выслушивать.

— Я прощаю, — презрительно произнес он и отвернулся к стене.

Рыдая, Менов-Дожин снова подполз к главарю. Тот оттолкнул его и приказал:

— Вон стоит та самая кружка, которую ты приготовил для бурята. Встань и выпей ее сам.

— Выпью, Степан Иванович, выпью, — с надеждой залепетал махновец, поднимаясь с пола. — Все сделаю, Степан Иванович, все, что прикажете.

— Ну, ну, быстро, — дружелюбно торопил главарь и, когда Менов-Дожин выпил, не меняя тона, закончил: — Прошу привести приговор в исполнение.

Менов-Дожин снова повалился на колени, ухватился за ноги главаря, стал целовать сапоги, но Зверев и Лозов схватили бандита за руки и вытащили из избушки. Немного погодя где-то рядом раздался выстрел.

— Царство ему небесное, — прошептал Кравцов и, помолчав немного, попросил:

— Налейте мне вина.

— Мне тоже налейте, только водки, — сказал Лабунцев, когда возвратились Зверев и Лозов.

И снова зашумела попойка. Мэргэнов, боясь, что за ним снова следят, опасался выходить на улицу.

«Сам погибну, но не выпущу ни одного бандита отсюда, — думал он, прижавшись к плите. — Эх, только бы часового снять...»

Лишь перед самым рассветом, когда все бандиты забылись в беспробудном пьяном сне, Чимит тихо, на цыпочках, вышел из сторожки.

— Ты куда, парень? — окликнул часовой, но Чимит бросился на него, сбил с ног и мгновенно заткнул ему рот кляпом.

Часовой не сопротивлялся. Он как-то странно крутил головой, словно стараясь указать Чимиту на что-то. Мэргэнов внимательно посмотрел на него. Часовой еще сильнее закивал головой, указывая на свою правую ногу. «Нога у него будто бы невредима, — соображал Чимит. — Видно, на карман свой кивает». — И он провел рукой по карману часового. Вынув оттуда листок бумаги, Чимит развернул его и прочитал:

«Товарищ Орлов!

Гроза, которая была сегодняшней ночью, до нитки промочила нас всех. Крав. и Гал. сильно простудились. У них высокая температура, а никаких медикаментов нет.

Лаб. сказал, что пойдем заметать следы в У-У р-н. Сначала он поехал со Звер., но этот вернулся один. Говорит, нашли неплохое место, поживем дня два. Еще, говорят, рыбы там много и что теперь надо достать водки побольше.

Когда будем на новом месте сообщу, пока не знаю, где будем.

Сейчас труднее захватить Лаб., так как Крав, и Гал. болеют. Разговаривал с двумя, но они боятся его. Говорят, что он «волк в овечьей шкуре»...

На этом письмо обрывалось, но Чимит, вспомнив, что в ориентировке Орлова был указан человек, на которого можно при случае положиться, освободил часового от кляпа и тихо спросил:

— Как ваша фамилия? — услышав ответ, он тут же развязал часовому руки и сказал: — Ну, Петр Петрович, сейчас будем арестовывать их. Только сначала придется каждого обшарить, отобрать все оружие. Потом свяжем.

— Вдвоем, что ли? — удивился тот.

— Время не терпит. Надо действовать, — решительно произнес Мэргэнов. — Сейчас зайдем в сторожку, и вы останетесь на пороге с пистолетами в обеих руках. А я все остальное доделаю. Если придет нужда, то стрелять начнете только после моей команды. Поняли?

— Ясно, — прошептал тот. — Пошли.

Через полчаса Мэргэнов и Петр Петрович вывели из избушки тринадцать связанных бандитов.

— Скачите, Петр Петрович, к Орлову и доложите, что бандитский штаб ликвидирован, — оглядывая тупые, опухшие лица арестованных, приказал Чимит. — Не будь, скажите, больных, мы бы их сами доставили.

— Ясно! — откликнулся тот и, вскочив на лошадь, с места рванул в карьер.

Когда из-за поворота показался ходок с парой запряженных лошадей и несколько человек верховых, Чимит вдруг почувствовал, как сильно забилось его сердце.

«Орлов! Семен Федосеевич едет, — восторженно подумал он. — Вот будет встреча, так встреча!»...