Вадим Прокофьев - Когда зацветают подснежники

— Дальше полезайте вы, вдвоем нам не протиснуться.

Хорошо сказать — полезайте. А куда прикажете лезть?

Черт присел на корточки и только тогда разглядел, что этак сажени на полторы ниже края колодца начинается какой-то ход в сторону. Да и ходом эту щель не назовешь, скорее лаз, наподобие тех, что ведут в медвежью берлогу. В общем, пешком не пройдешь, только на животе.

Черт пополз, и стенка за ним сразу же захлопнулась.

Не самое приятное ощущение — словно заживо в могиле. Ни света, ни звука. Хотя свет откуда-то все-таки пробивается. Звериная пещера несколько расширилась, и Богомолов решил уже встать на четвереньки, поднял голову и замер — из полумрака на него смотрели два настороженных глаза.

«Ужели хозяин не предупредил?..» Эта мысль сразу же сменилась другой, беспокойной: а что, если они работают с револьверами в кармане?

Конечно, печатник прав, чужой проник в лаз — значит, наверху все или арестованы, или…

Богомолов инстинктивно, не думая, прохрипел пароль. Человек в пещере не ответил. Может быть, ему этот пароль неизвестен, ведь им пользуется только хозяин магазина.

Да нет…

— Зачем пугаешь людей, кацо? И кто тебя сюда пустил?

Ну конечно же, это Сандро. О нем рассказывал Мирон.

Богомолов наконец выпрямился, уперся макушкой в низкий сводчатый потолок и шумно вздохнул.

— Ты что, хочешь, чтобы свеча совсем погасла? Твои легкие не для этого дворца.

И действительно, огонь свечи стал спадать, шлейф копоти расползался шире.

Богомолов хотел сделать шаг навстречу наборщику, но больно ударился коленом. В этом мигающем полусвете он не рассчитал расстояния.

— Здесь можно только стоять. Здесь нельзя ходить…

Сандро, не двигаясь с места, протянул руку. Богомолов подал свою. В другой руке наборщик держал увесистый гаечный ключ… Да, он мог бы поприветствовать незваного гостя и с другой руки.

Когда глаза несколько попривыкли к полусвету, Черт огляделся.

Земляной склеп. В земляную стену вдавлена наборная касса. Почти всю ширину занимает «американка».

И нечем дышать. Нельзя двигаться, нельзя распрямиться.

Да, это сейчас настоящее, без всяких там переносных смыслов, подполье.

— Давай выйдем. Ты слишком много дышишь. Весь кислород забрал.

Сандро говорил отрывисто, с трудом. Умирающая свеча все же давала достаточно света, чтобы Черт разглядел зеленый овал лица наборщика, его налившиеся кровью глаза навыкате, полуоткрытый рот.

Наверху они долго не могли отдышаться.

Что может быть хуже неизвестности и ожидания? И единственным развлечением за весь день — пятнадцать минут прогулки по кругу тюремного двора. Потом снова ожидание. Снова неизвестность.

А за высокой стеной буйная украинская осень. Разгулявшийся ветер занес откуда-то первые желтые листья. Они кружат над тюремным замком. Они радуются, когда ветер уносит их прочь от этого мрачного места.

Володя остановился, поднял голову к небу, к облакам. Теперь он видит только летящие листья.

Надзиратель грубо подталкивает:

— Стоять не положено…

И снова серый двор, серые стены, серые халаты арестантов.

Здесь, в «Лукьяновке», он услышал удивительную легенду, именно легенду. Иначе и не назовешь побег десяти искровцев в 1902 году. Рассказывают, что в те годы было некоторое послабление тюремного режима. Заключенные ходили друг к другу в гости, их запирали только на ночь. И целый день можно было гулять на дворе, играть в лапту, строить гимнастические пирамиды. Даже танцевать.

Не верится…

Но именно пирамида «слон», когда внизу становятся четверо, на их плечи трое, а к ним взбирается еще один, и помогла бегству искровцев.

Помогли и товарищи, те, кто был по ту сторону стены. Они передали в именинном пироге железную «кошку» и снотворное для надзирателей.

А затем!..

Надзиратели спят. Часовой у ворот в объятиях Сильвина. «Кошка» зацепилась за верх стены. К ней привязана лестница из разорванных простынь.

И десять были таковы!

Правда, не убежал одиннадцатый, Сильвин. Он держал часового. Злые языки говорят, что все-таки неясно, кто кого держал.

Над тюрьмой кружат осенние листья. Желтые, печальные. Володя ловит залетных гостей, гладит.

Но почему этот лист такой странной формы? Он еще высоко. Да нет, это не лист. Это змей. И он сделан из газеты.

Нежданного пришельца заметили и другие заключенные. Скорбное шествие нарушено. Серые халаты стоят. Задрали головы.

А ветер подхватил змея, бросил ввысь, потом прижал почти к самой стене. Улетит!..

И вдруг змей сморщился, съежился и камнем упал к подножию стены. Володя успел схватить комок газеты. И он не слышал, как за стеной раздалась ругань часового. И веселое улюлюканье задорных детских голосов.

Только потом Володя понял: ребята соорудили змея, пустили его над тюремным двором, а когда змей готов был улететь за пределы тюрьмы, сбили его из рогатки.

Газета печатала манифест 17 октября. И кто знает, может быть, ребят надоумили пустить змей взрослые? Друзья? Может быть…

И снова камера. Его никуда не вызывают, не допрашивают. Это прием, это одна из полицейских пыток. Но теперь появилась надежда — Володя поверил в манифест. И не понимает, почему не верят в него более старые, более опытные.

Давно выпустили Мирона. Он так и ушел с жокейкой за пазухой. А ведь собирался прыгать с четвертого этажа.

Газета скупо сообщала, что в Москве всеобщая стачка. Да и не только в Москве. По всей России. Чем все это кончится?

Прошло еще несколько дней. В конце октября, в сумрачное, дождливое утро, Володю вызвали в тюремную канцелярию. Надзиратель спросил о вещах. Но вещей у Володи не было. Надзиратель пожал плечами:

— Ну, молодой человек, ваше счастье, поздравляю, вы свободны. Не забудьте, как только окажетесь в городе, зайти в церковь и поставить свечку во здравие его императорского величества. Вы свободны по манифесту 17 октября. Небось и не знали? Или уже прочли в залетной газетке? Знаю, знаю!..

Но Володя не слушал полицейского чиновника.

Свободен! А они не верили в манифест!

Он шел через старое кладбище и не замечал дождя, ветра, осени.

Свободен!

Он шел по улицам Киева и не видел людей.

Свободен!

И только вечером на вокзале, когда улеглось волнение, Володя понял, что чиновник прав. Ему действительно крупно повезло. Царский манифест — обман, ловушка. И в Киеве уже орудует черная сотня. И из Киева он должен уехать сегодня же.

Его арестовали на улице в ясный, солнечный день. Он был в пальто. А сейчас канун ноября. Холодно. В Киеве есть знакомые, они приютят. Но нет, надо ехать. Но куда? Можно было бы пробраться домой, в Вильно. Нельзя! Нужно ехать только в Москву, только в Петербург.

Володя пересчитал деньги, ему их вернули в тюремной канцелярии. Пять рублей все-таки украли. Ну черт с ними.