Юрий Смирнов - Переступить себя

— Чтобы тебе, Саша, дислокация наших сил стала окончательно ясной, добавлю, что начальник областного управления милиции назначил руководить опергруппой своего заместителя полковника Максимова. Мой шеф, начальник областного уголовного розыска полковник Бежанов, тоже входит в оперативную группу. Цени доверие, юноша: с большими людьми будешь работать бок о бок.

«И мне неплохо, — подумал Громов, — с больших людей — больше спросу. А за их широкими спинами мы уж как-нибудь…»

Сергунцов завершил свою краткую речь словами:

— Теперь присядь, младший лейтенант, и замри. А мы почитаем твой рапорт.

Читали молча и поочередно. Токалов по лицам читающих хотел определить их отношение к написанному. Это ему не удалось, и он приуныл.

— Ну что же, — сказал Сергунцов, когда чтение было закончено всеми, — ты, оказывается, большой психолог. Но больно уж краток, прямо Чехов. Расскажи-ка с подробностями.

Токалов рассказал. А заканчивая, почувствовал: не смог он передать ни состояния Людмилы Инжеватовой, ни своего. Прямолинейно у него вышло, грубо. Получалось, что Людмила Инжеватова строила ему глазки, только и всего.

Однако к его сбивчивым впечатлениям все отнеслись серьезно. Молчали некоторое время, обдумывали, Затем шеф-наставник Токалова капитан Мухрыгин взял рапорт, сказал:

— Вот ты пишешь: «Психологическое состояние Людмилы Инжеватовой не соответствует тяжести потери». А ведь это можно истолковать и по-другому. Бывает и так: у человека горе — он смеется. Что совсем не значит, будто он смеется от души. Не срезался ли ты, младший лейтенант, на такой маленькой психологической тонкости?

— Я и сам бы хотел так думать, товарищ капитан, — ответил Токалов. — Да Людмила мне не позволила… Из-за этого-то я никак и не могу ее понять.

Когда шеф-наставник и его подчиненный оставались в своем кабинетике-пенале наедине, то они, конечно, разговаривали друг с другом не так официально. Но сейчас рядом был майор Громов, их непосредственный начальник. Это Сергунцову, начальство которого было далеко, вольно отступать от служебных строгостей в обращении друг с другом, но не им. Наедине с Мухрыгиным младший лейтенант изложил бы свое мнение несколько пространнее, а сейчас только и сказал:

— Товарищ капитан, я уверен: психологическое состояние Людмилы Инжеватовой не соответствовало тяжести потери не из-за шока, как вы предположили, а совсем по другой причине. Но причины этой я не знаю.

— Значит, надо знать, — сказал Сергунцов. — И знать мы станем больше, если завтра с утра ты займешься алиби супругов Инжеватовых. Мимо психологии проходить тоже не след, но алиби — это уже факт, который можно подшить к делу. Особенно меня интересует Петр Инжеватов, — продолжал Сергунцов. — Подробности о нем тебе, Саша, сообщит Мухрыгин.

— Подожди меня в кабинете, младший лейтенант, — сказал шеф-наставник. — Я подойду.

— И последнее, — закончил Сергунцов. — Завтра, в девять вечера, соберемся и подобьем первые итоги. Совещание будет вести Максимов. Упаси тебя бог опоздать, прийти в несвежей сорочке и невыбритым. Полковник этого не терпит. Никакие ссылки на то, что ты весь день бегал за алиби, не пройдут.

— Ясно, — Токалов поднялся и, повернувшись к Громову, оказал: — Разрешите идти, товарищ майор?

— Иди, и чтоб завтра — никаких психологий, а то Сергунцову нечего будет к делу подшивать…

Муж Людмилы, Петр Инжеватов, оказался человеком весьма коммуникабельным. В пятницу вечером он вышел из заводской проходной в тот же час, когда покинула дом тетка Ариша. Предстояло выяснить, не скрестились ли где в тот вечер их пути… Младший лейтенант выяснял это в воскресенье, а в воскресенье люди дома не сидят. Машину Громов младшему лейтенанту не дал, сказав, что сыщика, да еще такого молодого, кормят ноги и общественный транспорт. И пришлось Токалову много бегать, ездить, много писать, и лишь в девятом часу воскресного вечера он сунул в папку девятый по счету и последний протокол свидетельских показаний, удостоверявших полную непричастность супругов Инжеватовых к тому, в чем он еще вчера их подозревал. Теперь перехватить бы чего-нибудь в столовке, выпить кружку холодного пива, приободриться — и посмотреть, обмозговать… Стоп, осадил себя младший лейтенант, какое еще пиво? В девять начнется оперативное совещание, которое будет вести полковник Максимов. Не дай бог опоздать!

И чуть не опоздал! Вошел в кабинет в ту минуту, когда все уже расселись, но еще тихо переговаривались, приготовляли ручки и блокноты для заметок, устраивались поудобнее. Александр незаметно, как он думал, прошмыгнул в уголок, но все сразу же обратили на него внимание. Полковник Максимов, оторвавшись от бумаг, с явным удовольствием оглядел стройного, выглаженного младшего лейтенанта, сказал одобрительно:

— Так и впредь держи марку, Токалов. Распустехами мы преступника не поймаем…

Помолчал, вглядываясь в каждого. Затем продолжал:

— Начнем, товарищи, работать. По делу об убийстве Рудаевой выдвинуто несколько версий. Они основываются на данных, полученных при осмотре места происшествия и оперативным путем. Сейчас все эти данные мы проанализируем, чтобы исполнители каждой версии знали и обстоятельства дела, и общее направление розыска. Начнем с анализа вещественных доказательств. К сожалению, старший следователь областной прокуратуры Кирилл Иванович Зародов почувствовал себя плохо и не смог остаться на нашем совещании. Из оперативной группы в осмотре места происшествия, кроме меня, принимал непосредственное участие следователь райотдела капитан Емельянов. Он и введет вас в курс дела. Докладывайте, капитан.

Поднялся капитан Емельянов и начал докладывать. Кое-что из его доклада Александру Токалову уже было известно. В частности, дождавшись вчера вечером своего наставника Мухрыгина, он узнал от него, что в мешке с трупом обнаружен бумажный комок из незаполненных шоферских путевок и бухгалтерских платежных поручений. Но в том комке был и обрывок газеты. Следователь прокуратуры Зародов сумел быстро установить его принадлежность номеру «Пионерской правды» за 20 августа. Этот номер оказался под рукой убийцы в ночь на 22 сентября. Нынче утром младший лейтенант поинтересовался у Инжеватовых, какие газеты они выписывают? Оказалось, «Пионерку» выписывали. Не скрывая удивления, Людмила порылась в кипе старых газет, нашла требуемый номер, подала Токалову. Целехонький. Чистые бланки шоферских путевок и платежных поручений им совсем без надобности, поскольку она — швея, он — плотник. Эти и другие вещдоки по делу, о которых сейчас докладывал капитан Емельянов, не имели никакого отношения к супругам Инжеватовым, тем самым лишний раз подтверждая свидетельские показания об их алиби. «Так что же я вцепился в супругов? — уныло думал младший лейтенант. — Что меня тревожит? И почему? Сам же выяснил, что нет никаких объективных данных для моей тревоги и подозрений».