Марк Твен - Вильсон Мякинная голова

Прежде всего направила она свои стопы на кухню къ судьѣ Дрисколлю. Ее приняли тамъ съ величайшею торжественностью, граничившей съ энтузіазмомъ. Дивныя путешествія, далекія страны, гдѣ Роксанѣ пришлось побывать, и пережитыя ею тамъ приключенія сдѣлали изъ нея, въ глазахъ ея касты, какъ будто высшее существо, нѣчто вродѣ героини чарующаго романа. Негры съ восторгомъ слушали разсказы, почерпнутые ею изъ богатой сокровищницы личныхъ житейскихъ опытовъ и наблюденій, безпрерывно прерывая эти разсказы разспросами, свидѣтельствовавшими о живѣйшемъ къ нимъ интересѣ, а также смѣхомъ и совершенно искренними одобрительными возгласами. Роксана должна была сознаться, что если есть на свѣтѣ что-нибудь лучше путешествія на рѣчномъ пароходѣ въ качествѣ старшей горничной, то именно только слава, пріобрѣтаемая повѣствованіями о такихъ путешествіяхъ. Слушатели обременяли желудокъ разсказчицы собственными своими обѣдами и предавали разграбленію хозяйскія кладовыя, дабы наполнить ея корзинку съѣстными припасами.

Томъ былъ тогда какъ разъ въ отлучкѣ. Онъ гостилъ, по обыкновенію, въ Сенъ-Луи. На кухнѣ разсказывали, что за послѣдніе два года онъ проводилъ въ этомъ большомъ городѣ почти все время. Заходя каждый день на кухню къ судьѣ Дрисколлю, Роксана зачастую разспрашивала кухонный персоналъ про житье-бытье господъ. Разъ какъ-то она освѣдомилась, по какому именно случаю Томъ бываетъ такъ часто въ отлучкѣ. Лже-Чемберсъ отвѣтилъ на это:

— Дѣло въ томъ, что старому барину живется гораздо лучше, когда молодого барина здѣсь нѣтъ, чѣмъ когда онъ тутъ въ городѣ. Старый баринъ даже любитъ его заглазно сильнѣе и оттого предпочитаетъ давать ему по пятидесяти долларовъ въ мѣсяцъ…

— По пятидесяти долларовъ? Нѣтъ! Быть не можетъ! Чемберсъ, ты, разумѣется, шутишь!

— Клянусь Богомъ, мамаша, что не шучу! Самъ баринъ Томъ разсказывалъ мнѣ про это. Ему, однако, этихъ денегъ не хватаетъ.

— Господи Боже, куда же онъ можетъ дѣвать такую уйму долларовъ?

— Если бы вы меня не прерывали, мамаша, я давно уже объяснилъ бы вамъ это. Денегъ не хватаетъ потому, что молодой нашъ баринъ, Томъ, пристрастился къ азартнымъ играмъ.

Рокси всплеснула руками отъ изумленія, а Чемберсъ продолжалъ:

— Старому барину пришлось про это узнать, такъ какъ его заставили уплатить двѣсти долларовъ за карточные долги молодого барина. Это, мамаша, такъ же вѣрно, какъ то, что вы изволите, Божіею милостью, находиться теперь въ живыхъ.

— Двѣсти долларовъ! Что за вздоръ ты мелешь?.. Двѣсти долларовъ! Да вѣдь за такія деньги можно купить очень порядочнаго негра, разумѣется, не самаго перваго сорта. Ты и въ самомъ дѣлѣ не лжешь, голубчикъ? Вспомни, что не хорошо лгать родной своей матери!

— Клянусь Господомъ Богомъ, что это чистая правда! Ровнехонько двѣсти долларовъ! Чтобы мнѣ съ этого мѣста не сойти, если я прибавилъ хотя одинъ грошъ! Ты можешь себѣ представить, мамаша, какъ разсердился тогда старый баринъ! Онъ дошелъ, какъ говорится, до бѣлаго каленія и даже лишилъ было его наслѣдства.

Употребивъ этотъ совершенно правильный юридическій терминъ, Чемберсъ принялся съ наслажденіемъ обгладывать большую берцовую кость бараньей ноги. Роксана на мгновеніе призадумалась, а затѣмъ спросила:

— Какъ же это такъ, лишить наслѣдства?

— Очень просто: взять да и лишить!

— Да вѣдь пока судья живъ, о наслѣдствѣ не можетъ быть и рѣчи, а послѣ смерти онъ уже своему добру не хозяинъ. У него вѣдь составлено завѣщаніе!

— Ну, вотъ, онъ и разорвалъ это самое завѣщаніе.

— Разорвалъ завѣщаніе! Нѣтъ! Судья ни за что не согласился бы даже и пригрозить этимъ Тому! Сознайся, что ты лжешь, несчастный поддѣльный негръ, рожденный мною въ горѣ и мукахъ!

Воздушные замки, которыми такъ увлекалась Роксана, разсчитывая, что ей перепадетъ отъ Тома, по крайней мѣрѣ, хотя одинъ долларъ въ мѣсяцъ, сразу обрушились и обратились на ея глазахъ въ развалины. Она не могла допустить возможность такой катастрофы, самая мысль о которой была для нея невыносимой. Возраженія ея показались Чемберсу очень забавными. Онъ расхохотался:

— Ха, ха, ха, ха, ха! Послушайте-ка, что она говоритъ! Если я поддѣльный негръ, то что же такое ты сама, мамаша? Мы оба съ тобой поддѣлка подъ бѣлыхъ, вотъ что мы такое! Да и притомъ очень хорошая поддѣлка! Ха, ха, ха, ха! А вотъ касательно поддѣлки подъ негровъ мы уже совсѣмъ никуда не годимся, и если намъ…

— Перестань вздоръ молоть, а не то я тряхну стариной и задамъ тебѣ добрую взбучку. Разскажи-ка мнѣ лучше все какъ слѣдуетъ насчетъ завѣщанія. Оно вѣдь все еще существуетъ, такъ вѣдь голубчикъ? Не мучь меня и говори поскорѣе, а то я на тебя разсержусь и никогда тебѣ не прощу!

— Ну, что жъ, теперь оно существуетъ, но почему именно? Потому что вмѣсто разорваннаго завѣщанія написали другое, новое, и молодой баринъ Томъ вошелъ опять въ милость у стараго барина. Чего ради, однако, мамаша, изволили вы такъ разволноваться? Кажись вѣдь, что дѣло вовсе до васъ не касается?

— Оно до меня не касается? До кого же тогда должно оно касаться, позвольте спросить? Была ли я ему матерью до тѣхъ поръ, пока ему не исполнилось пятнадцати лѣтъ, или же мѣсто мое заступала какая-нибудь другая женщина? Ты, голубчикъ, говоришь такъ, какъ если бы я могла имъ совсѣмъ не интересоваться. По твоему мнѣнію, мнѣ нѣтъ ни малѣйшаго дѣла до того, что его могутъ обобрать, какъ липку, и пуститъ нагишемъ по бѣлу свѣту? Нѣтъ, «Valet de chambre», еслибъ ты самъ былъ когда-нибудь матерью, то не сталъ бы теперь говорить такихъ глупостей.

— Ну, ладно, мамаша, старый баринъ его простилъ и снова назначилъ по завѣщанію своимъ наслѣдникомъ. Надѣюсь, ты теперь довольна?

Роксана была и въ самомъ дѣлѣ совершенно довольна. Она даже расчувствовалась и пришла въ самое блаженное состояніе, благословляя старика-судью за его доброту. Она и послѣ того продолжала ежедневно заходить къ нему на кухню и подъ конецъ узнала, что Томъ вернулся уже домой. Вся дрожа отъ волненія, Роксана тотчасъ же послала къ нему просить, чтобъ онъ дозволилъ бѣдной своей старой кормилицѣ-негритянкѣ поглядѣть на него хоть однимъ глазкомъ и умереть отъ радости.

Въ то время, когда Чемберсъ передавалъ ему эту просьбу, Томъ лежалъ, лѣниво растянувшись на кушеткѣ. Время не измѣнило въ немъ прежняго отвращенія къ смиренной невольницѣ, вскормившей его своею грудью и безропотно выносившей всѣ капризы его ранняго дѣтства. Это отвращеніе и презрѣніе остались такими же высокомѣрными и непримиримыми. Поднявшись въ сидячее положеніе, онъ устремилъ строгій взоръ на красивое лицо молодого человѣка, имя котораго носилъ и семейными правами котораго пользовался, самъ того не подозрѣвая. Достаточно долго поглядѣвъ на злополучную свою жертву и убѣдившись, что она надлежаще запугана, Томъ спросилъ сквозь зубы у поблѣднѣвшаго отъ ужаса Чемберса: