Песах Амнуэль - Искатель, 2013 № 10

Во дворике свернул к железной двери с глазком. Его впустили, он оказался в коридоре с решетчатыми дверьми, который свежестью воздуха вовсе не походил на изолятор, здесь словно работали кондиционеры. Он вспомнил пропахший куревом следственный изолятор в Армавире, вагон в поезде, изоляторы по всей стране, воскликнул:

— Вот это да!

В комнатенке напротив него — его интеллигент с прилизанным седым клинышком:

Они смеялись: «Следак, как заяц, бегает от нас».

Пугались: «У него еще три тома».

Ругались: «В прокуратуре, говорит, был! Да это отмазка».

Обсуждали, в каком случае как себя вести, забывая про время, которое катилось к вечеру.

— Ну ладно, — Федин пожал руку Кириллу. — Будем держаться…

Оказавшись за воротами Управления, пошел не в гору к вокзалу, а свернул на набережную, где мрачное море слилось со смутным небом и черноту разбавляла пена бившихся о камни волн. А из темноты выползали парочки, бесцеремонно целуясь и обнимаясь; проходили папы с детками за руку, гуляли девчонки, и он подумал: «Сочинский Арбат».

По тоннелю из сомкнутых макушками туй поспешил к дороге и впрыгнул в маршрутку.

В Адлере сошел у рынка, превратившегося в темные закоулки, плутал по улицам, ища гостиницу, с ужасов осознавая, что не знает даже адреса, а название «Мечта» ничего редким шарахающимся прохожим не говорило.

Уже представив себя улегшимся ночевать на лужайке, каким-то адвокатским нюхом учуял нужный маршрут, а увидев церквушку во множестве куполов, вздохнул: где-то рядом «Мечта».

Свалившись в двуспальную кровать, разбросал руки и ноги.

— В прошлый приезд жался на полке в поезде, на скамье армавирского вокзала… А тут — шикарные апартаменты.

Теперешний отдых в сравнении с прежним показался барским.

Когда утром думал, во сколько выехать в Сочи, позвонил следователь:

— Сегодня встреча не состоится…

— Почему?

— Меня посылают в Туапсе… Обыск надо сделать.

— Не у нас? — содрогнулось внутри Федина.

— Да нет…

— Так как мне быть?

— Давайте завтра в одиннадцать…

Ему ничего не оставалось, как смириться. Что ж, он подождет. Ради сына поэтессы. Решил по привычке изучить местность, где оказался. Гуляя по Адлеру, сел в маршрутку и поехал на Псоу, поражаясь размаху строительства олимпийских объектов: кругом бетоновозы, крутящиеся стрелы кранов, ревущие бульдозеры, пролеты мостов, вышки арматуры от моря до гор.

Не доходя до абхазской границы заглянул на Казачий рынок, накупил мандаринов и теперь, не деля на дольки, поедал один за другим, наслаждаясь нежданным счастьем. А вернувшись к отелю, ходил вдоль набережной, по которой сновали одиночки и редкие парочки, добрался до железнодорожного вокзала, где тоже нависали краны и росли с боков старого вокзала громадины будущего олимпийского, и снова вернулся к морю, присел на скамью и удивлялся:

— Десять дней до Нового года, а теплынь, как в конце мая…

Вдыхал воздух, представлял, как пропитанный соленой водой поток охватывает альвеолы и очищает их, как само море чистит его организм от всего адвокатского, сутолочного, горького.

Ложился спать и замирал, готовясь к завтрашнему «бою».

Перед сном позвонила поэтесса, и он эмоционально, в деталях рассказывал, как второй день следователь водит его за нос, а та охала и не знала, радоваться или нет.

Его разбудил следователь:

— В одиннадцать не могут… Отправляют этап…

— Этап так этап…

— Давайте в два дня… Но это уже точно…

— Но было уже точно…

— Это точно-преточно…

Согласился, не стал спрашивать, удачно ли тот съездил в Туапсе.

И добавил:

— Но учтите, если что, я уеду в Воронеж…

— Да-да, конечно…

Полежал, хотел уже встать, как позвонила поэтесса:

— Мне только что звонил Илья… Его отправляют на этап…

— Как на этап?! У меня с ним встреча в два, — вскочил Федин.

— Не знаю, не знаю…

Его не удивляло, что даже в самых скрытых от внешнего мира местах, в изоляторах, люди свободно звонят на волю, как будто там установлен таксофон.

И он лишь произнес:

— Но я же не могу сказать следаку, что вы мне звонили…

— Конечно… Видимо, это ошибка…

— К двум собираюсь и еду.

Спешил по знакомой аллее, уже четче приглядываясь к баобабам-деревьям, миновал церковь, в конце рынка решительно остановил микроавтобус. Ехал, считая минуты, в то время как автобус зависал в пробках узких улиц Адлера, который исполосовали строящиеся магистрали, оставив для проезда не то дырки, не то щели, и он нервничал: успеет ли к двум?

Вот выбрались на простор и рванули по шоссе, как по протоке реки на глиссере, настроение поднялось, но время уже катило к двум и, когда проезжали Хосту, на сотовом показывало — «41», «42» минуты… А когда зависли в пробке из-за ремонта дороги, нажимал на кнопочку звонка и сбрасывал вызов:

— Позвонить? Не позвонить…

И в 14–10 не выдержал:

— Это адвокат… Я еду…

— Где вы?

— Да вот, указатель «Сочи» проехали. Но впереди хвост пробки…

— Да, вам не скоро…

— Но ждите…

Когда микроавтобус взобрался на горку и с нее открылось море, раздался звонок:

— Вот какая штука… Его увез этап…

— Как увез?! — Федин вскочил, оглушив автобус криком.

— Я сам не пойму…

Федин сел, уже разнося автобус возгласами:

— Я три дня у вас… И вы… Я что, приехал купаться?.. Сейчас не лето… Что вы творите?!..

Как реагировал на слова Федина следователь, он не знал, может, смеялся, а может, покусывал губы, но адвокату выпала дилемма: ехать дальше в Сочи или возвращаться.

И он провыл:

— Вы же сами сказали, переносите с одиннадцати на два, из-за этапа…

— Да переношу… А теперь и не знаю…

— Ждите, я все равно приеду…

Он уже не спешил в Сочи, а ехал и, не обращая внимания на пассажиров, изливал душу носатому водителю-кавказцу, который сочувственно кивал головой. Федин же только хотел посмотреть в глаза подполковнику.

Но тот при его появлении развел руками:

— Увезли…

— А как могли без вас? — спросил он в лоб.

— Не знаю… Но буду писать представление…

— Мне ваши представления, — произнес, думая, что тот врет.

Сунул несколько заранее написанных ходатайств.

На такой острой ноте распрощались.

Федин снова направлялся в Адлер. Словно в унисон его настроению, изменилась погода, полил дождь. Он, мокрый, прячась от ливня, бежал по улочкам Адлера в «Мечту». В «Мечте» отогревался под струей горячей воды, ругался, рассказывая позвонившей поэтессе о хитромудром следователе, а потом плюхнулся на кровать и отрубился, машинально считая во сне: в понедельник прибыл к 10, перенесли встречу на 16 — раз, в 16 не состоялась, перенесли на 16 следующего дня — два, в 16 отменили — перенесли на 11 в среду — три, с 11 на 14 — четыре… Четыре раза переносили… Пять раз кинули…