Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 08

Они томно мечтали, как в августе будут тратить деньги, полученные от Павленко.

Они смеялись над ним, над Лобачевым, который бежал из Москвы, «как Керенский в женском платье».

Они беззлобно сожалели, что удалось ускользнуть супругам Паниным.

И это все! Остальное, кофейные разговоры о политике, о шашлыках, об автомобилях и о бабах.

Лобачев допускал, что в «Сове» могли обнаружить закладки, но он не мог найти ни одного намека, подтверждающего это.

Он даже направил Сашу Караваева покрутиться около гнезда этой ночной птички. И записи Лобачев прослушивал до боли в ушах. Нет ни одного намека.

А может быть, все гораздо проще?

Лобачев знал, что это было первое дело «Совы». И вот ребята собрались, сосредоточились, настроились на победу и провели первый тайм, как чемпионы. А в перерыве тренер принес им по большой пачке денег.

Ясно, что они раньше на своих офицерских должностях и за два года столько не имели. Павленко думал их приободрить, а они расслабились. Все зависит от суммы, как от дозы алкоголя. Малая бодрит, а большая с ног валит.

Большие деньги проявляют в человеке все скрытые пороки. Кто-то становится злым, завистливым, угрюмым или жадным. Кто-то превращается в болтливого шута или пытается изображать сексуального светского льва.

А ребята из «Совы» размагнитились и ударились в купеческую вседозволенность. Даже смешно, как они размечтались: «…арендуем яхту, поплывем в Стамбул, посмотрим танец живота, попробуем винные погреба в Афинах, а потом соблазним гречанку на фоне Олимпа».

Да, похоже, все именно так. Бог с ней, с «Совой». Эти сыщики получат свое уже послезавтра. Месть будет страшной!

А завтра у Лобачева решающая встреча с Розой Назимовой.

Эта несчастная дамочка третья, и последняя, «богатая жена подследственного».

Встречи с двумя первыми закончились для Лобачева со счетом один-один.

Первой была Надя Буравченко. Она еще два года назад была начинающей запорожской студенткой по фамилии Гурко. Но по совету подруг Надя бросилась покорять Москву. И через три месяца без особых усилий стала штатной фотомоделью.

Еще через три месяца к ней пришел успех. У нее состоялась встреча с перспективным банкиром Ефимом Буравченко. Она умело раскрутила любовь и довела дело до свадьбы.

А недавно Следственный комитет арестовал Фиму. Странно. Это же банк. Там столько всяких бланков и цифирей, что любой может ошибиться.

А ее Ефим Маркович работал, как молодой папа Карло. Но прокурор на это не смотрит. Ему бы взять и посадить!

И адвокат пугает, что Фиме светит «от трех до пяти с конфискацией».

Вот эта самая конфискация пугала Надежду больше всего. Муж может и посидеть, а деньги ей нужны.

И вот несчастную Надю вызвал какой-то следователь.

Возле указанного в повестке дома ее встретил услужливый сотрудник, который жестом указал на вывеску: «Прокуратура Главного административного округа».

Вокруг центральных дверей висело еще около десятка вывесок, но Надя прочла только эту. Другие ее просто не интересовали.

Она шла именно сюда, в Прокуратуру этого самого округа. Ее абсолютно не волновало, что в этом огромном здании, кроме фирм, удостоенных вывесок, еще около сотни контор, которые арендуют офисы, подвалы, комнатки и чердаки.

Кабинет Лобачева также не насторожил ее. Все как везде. Огромный портрет «железного Феликса» с взглядом, проникающим до печенок, гора умных книг, закупленных в магазине «Юридическая литература», сейф с пластилиновыми печатями и черная массивная лампа для допросов с пристрастием.

Именно так она и представляла себе кабинет следователя средней руки. Неужели именно здесь решается судьба ее квартир, особняков, яхт и банковских счетов?

— Садитесь, гражданка Буравченко. Должен вас огорчить. Следствие завершается не с лучшими для вашего мужа результатами.

— Не виноват он.

— Мы, слава богу, живем в правовом государстве. Вину вашего мужа будет решать суд. А решать он будет на основании тех материалов, что мы ему представим. Прочтите вот эту фразу. Я буду требовать десять лет с конфискацией.

— Как это «десять»? И почему это с конфискацией? Адвокат обещал от трех до пяти.

— И когда он вам это обещал?

— Две недели назад.

— Ах, уважаемая Надежда Тарасовна. Как быстро летит время. Может быть, тогда он и был прав. Но посмотрите на эти документы.

Лобачев встал и быстро разложил пачку документов перед обалдевшей «женой подследственного».

Он видел, что она просматривает протоколы, но не читает их. Надежда просто не могла сосредоточиться.

Через пять минут Федор ловко сгреб бумажки и продолжил:

— Как вы увидели, гражданка, прошло время, и появились новые доказательства. Обратили внимание на показания Семиняки?

— Но он не должен был ничего плохого о Фиме сказать. Он не мог этого сделать.

— Мог, не мог. Но он сказал! Очень трудно нам было этого добиться. А теперь у вашего мужа уже другая статья.

— С конфискацией?

— С полной! Заберут все, кроме вашей зубной щетки. Вот такой расклад, дорогая вы моя. Надо вернуть государству все нажитое нечестным путем. Но не расстраивайтесь вы так. Это мы, прокуроры, предлагаем десять лет, а суд даст семь-восемь. Меньше просто закон не позволяет.

— А конфискация?

— Это обязательно. Так что, я вас прошу ничего из дома не вывозить. Мебель, одежду, посуду, тряпки. Ничего! Из холодильника можете немного взять, а по остальному полная конфискация.

— Простите, уважаемый господин следователь, а нельзя ли как-нибудь иначе?

— Не понял!

Лобачев угрожающе встал из-за стола.

— Не понял. Вы что мне предлагаете? Вы думаете, что я соглашусь изъять показания Семиняки? Да, без них все дело развалится и вашего мужа отпустят. Его выпустят, а меня на три года посадят. Это тысяча дней.

— А если как-нибудь изъять?

— Даже и не думайте. Вы ничем не сможете скрасить мою отсидку. Конечно, если бы я знал, что за каждый день неволи я получил по двести пятьдесят долларов, то сидеть было бы чуть-чуть веселее. Двести пятьдесят баксов за сутки тюрьмы. Жалкие деньги!

— Я все поняла! Надо двести пятьдесят тысяч долларов?

— У вас, Надежда, была пятерка по математике? Но не долларов, а евро. Инфляция, дорогая. Баррель опять подорожал.

— Но что я буду иметь?

— Вместо той бумаги, где десять лет, в суд пойдет вот эта бумажка. Здесь всего два года условно.

— А конфискация?

— Никакой конфискации! Живите себе спокойно. Пользуйтесь усадьбами, яхтами, машинками, диванчиками, кастрюльками. Всем вашим барахлом.

— Я согласна! Но сегодня я не смогу собрать все деньги.

— А я не смогу ждать до послезавтра. Завтра, значит. В восемь вечера вам позвонит мой человек, назовется Васей. С ним и решайте все детали. Где передавать валюту, когда и в какой сумочке. Да, и еще одно, не вздумайте кому-нибудь даже чирикнуть об этом. Тогда конфискации не миновать.