Николай Асанов - Волшебный камень

Она встала из-за стола, быстро убрала посуду, пока он возился, разбирая несложный инструмент. У него появилось неловкое ощущение, будто он перестал быть хозяином.

Когда они вышли, это ощущение усилилось. Словно рядом с ним шел строгий инспектор, от которого Сергей ждал нахлобучки, если инспектор вдруг заметит какой-то промах и ему не понравится его работа.

Христина молча оглядывала шурфы, ни о чем не расспрашивала, будто знала больше, чем он, покачала головой, когда они пришли к шурфу возле глядельца. Шурф был забит полатями в несколько уровней. Сергей перебрасывал землю в четыре приема. Ему хотелось установить в этом месте глубину россыпи. Шурф был неаккуратный, обвалились края, в стенах были норы и поднорки. Христина жестко сказала:

— Какая же это работа! Чуть земля отойдет, все и завалится. Надо вороток поставить и на нем землю поднимать.

— Но я же один, — сказал он, сердясь.

— Теперь нас двое, — так же сердито ответила Христина.

— Это не ваше дело, — сказал он.

— А чье же? Ваше? — насмешливо спросила она.

Он удивился ловкости, с какой она владела топором. Свалила тонкую сушину, укрепила концы ее на корнях, вывернутых буреломом, так что сушина легла поперек шурфа, сказала:

— Принесите веревку и мешок, будем вместе работать.

Он хотел было протестовать, но Христина сама пошла к жилью. Сергей молча посмотрел ей вслед, потом спустился в яму, где лежали инструменты. Он начал забивать уступ, когда подошла Христина и, смеясь, бросила мешок, привязанный устьем к веревке.

— Трудитесь, трудитесь, вдвоем дело веселей пойдет!

Нестеров не мог не согласиться, что дело пошло веселее. Набросав полный мешок породы, он подтягивал его на веревке вверх. Христина принимала груз и оттаскивала.

Весь день они трудились в шурфе. Сергея занимало, как Христина, приняв от него мешок и высыпав его, присаживалась на корточки и долго ковырялась в земле, перебирая галечник и крупный гравий, будто надеялась вот так, нащупав рукой, найти алмаз. И когда он сказал, что на целый кубометр выброшенной земли едва ли найдется одна десятая грамма алмаза, Христина опустила руки, села на край шурфа, удивленно глядя на него своими ясными голубыми глазами.

— Так мало?

— А вы думали?

— Тогда стоит ли…

Он понял, о чем она умолчала. Надо ли искать, мучиться, взрыхлять и перемывать тонны земли, чтобы найти один-два кристалла?

Он стоял в яме, глядя снизу вверх в лицо Христины. Вдруг ему захотелось, чтобы эта девушка загорелась той же страстью поиска, какой болен он сам. Странно, он не мог разбудить эту страсть в Варе — а ведь она геолог, ей бы и понять его, — а теперь хотел, чтобы поняла ничего не знающая девушка, для которой, в сущности, эта работа была только игрой.

Он упрямо сказал:

— В Южной Африке однажды добыли камень в шестьсот граммов. Он стоил больше десяти миллионов золотых рублей. Но если бы мне удалось взять из этой долины всего шестьсот граммов мелких алмазов, я был бы доволен. Я не хочу алмазов для украшений — я хочу добывать их, чтобы победить врага на войне, чтобы улучшить жизнь на земле…

Она ничего, не ответила, задумчиво смотря в шурф, на дне которого лежала наносная темная порода, перемешанная с галечником. Потом качнула головой и сказала:

— А я бы хотела носить алмаз на пальце, чтобы он светил, как солнце.

— Он не светит — он только разлагает солнечный луч, — заметил Сергей.

— Все равно, — упрямо сказала она. — Пусть будет красиво!

Он замолчал, думая о красоте. Красив ли камень? До сих пор он смотрел на камни глазами искателя. Он понимал, что камни красивы, но больше думал об их практической пригодности.

Христина снова повторила с каким-то вызовом:

— Я хочу, чтоб было красиво, чтоб каждый, кто желает, мог носить алмаз.

— Ограненный алмаз называется брильянтом или кабошоном, смотря по тому, какую форму ему придадут, — по привычке поправил он.

Она встала, бросила мешок в шурф, прекратив разговор.

Сергей отбивал мерзлую землю и думал, что стремление к красоте совсем не мешает этой девушке трудиться, как чернорабочему. У Вари тоже есть стремление к красоте, однако вряд ли ее можно заставить добывать руду, в которой эта красота заключена. Варя любит красоту очищенную, как ядро ореха. Вот почему с ней так трудно. Она сама как бы законченный долгим трудом образец красоты, за которым надо тщательно следить, чтобы образец не потускнел, иначе сразу пропадет всякое очарование. Если она и брильянт, то, может быть, искусственный, а еще не так давно он говорил Юле Певцовой, что у нас легко различают подделку.

Он рассердился на себя за эти мысли и сердито крикнул Христине, чтобы она поторапливалась, словно хотел сорвать на ней свое недовольство. Но странно, Христина покорно исполняла его приказы, будто и в самом деле нанялась работать в его отряде, а он-то испугался, что она сразу обидится и уйдет.

Однако к вечеру вся власть снова перешла к Христине. Девушка потребовала, чтобы Нестеров прежде всего укрепил свое жилье на случай лавины. Она сама срубила первые деревья, роняя их так, чтобы они прикрыли избушку и легли вершинами на склон. Когда шесть больших елей прикрыли крышу жилья, она воткнула топор в дерево, вытерла раскрасневшееся лицо, взглянула на Сергея и сказала:

— Жизнь начинается с дома.

И снова Сергей увидел долину как место будущего города. Увидел ровную площадку на берегу, чистые, одинаковые, как по шнурку садовода обрезанные деревья, увидел всю красоту многоцветного северного края…

Утром он хотел начинать новый шурф, но Христина потребовала, чтобы прежде всего был закончен дом. Она умело владела топором, и Нестеров должен был сознаться, что под ее руками простая охотничья изба очень скоро приняла вид настоящего жилья. Сам он торопливо выполнял указания Христины, вполне положившись на ее умение. Когда она навесила двери и прибила к ним скобу, он не мог не похвалить ее.

— Вот погодите дня два-три, тогда по-настоящему похвалите! — ответила она.

Он не понял, что Христина хотела этим сказать.

Весь следующий день они провели за промывкой и разборкой породы.

Пенная вода, шипя, шла по вашгерду, колотясь в деревянные стенки ящика и перемешивая, взмучивая и клубя породу, которую швырял Нестеров на качающиеся грохота. Христина, занятая этой шумной работой воды, покачивала отсадочные сита. Размельченная порода скатывалась по вашгерду вниз, где начинала делиться в зависимости от размеров оставшихся зерен. Глинистая муть и песок стекали, не задерживаясь, а галька падала через сита в определенном порядке — сначала самая крупная, в другой ящик — помельче, затем уж совсем мелкая, на которую сама Христина не стала бы обращать внимания. Но ее занимал весь этот сложный, придуманный человеком процесс отбора, в результате которого получается тот продукт для анализа, что Сергей называл концентратом.