Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

В груди девушки снова что-то сдавило и отчаянно заскребло острыми коготками; она прижала кружевной платок к бледным до синевы губам и судорожно зашлась хриплым кашлем. Огонь бросал отсвет на ее искривленные страданием черты, вырисовывая мрачный изгиб рта и болезненные голубые прожилки у висков. Юное лицо было так же беззащитно прекрасно, как и яркий лихорадочный блеск ее глаз: сама одухотворенная невинность здесь сочеталась с безграничной мудростью. Обессиленная и измученная, Флорентина, обмякнув в кресле тряпичной куклой, не могла отвести взор от вечной дикой пляски огня, а ее скачущие мысли, точно эти огненные всполохи, причудливо смешались, оставив лишь ощущение бренности всего хоть сколько-нибудь живого, даже насквозь промокших грязных осенних листьев, истерзанных яростными порывами ветра и безжалостно развеянных по оцепеневшему парку.

Девушка задремала под аккомпанемент горящих трескучих поленьев. Прошел час, сутки, а может быть, и целая вечность — она не могла определить точно, — как вдруг ее сонный покой возмутительным образом нарушился. В одно мгновение тело сковывал невыносимый холод, леденящий до самых костей, в другое же — необузданный жар, что казалось, все горит в беспощадном огне. Несомненно, начиналась лихорадка. Флорентина мало что помнила о тех часах, только испуганный возглас и нежные заботливые руки, укладывающие ее в постель и дарящие долгожданное облегчение. Ни одна прошлая болезнь не была столь сильной и опасной, так что все всерьез беспокоились за жизнь больной. Maman, вопреки всем своим правилам и привычкам, не отходила от постели дочери, выхаживая ее лучше самой заботливой сиделки, читая вслух любимые книги или просто сидя рядом с ней.

Через две недели кризис миновал, и Флорентина, проснувшись ранним погожим утром, с удивлением отметила, что смертельная усталость покинула ее, тиски, яростно сжимавшие грудь, наконец-то ослабли, а в голове воцарилась ясность мысли. Оглядевшись вокруг, она словно посмотрела на все новыми глазами: так глядят люди, возвратившиеся домой в родные края после долгих изнурительных странствий. Каждая обыденная деталь приобретала невероятную яркость восприятия и глубинное, доселе неведомое значение. Возле постели нарезном ореховом столике стоял огромный букет мильтоний, источавший слабый и несколько сладковатый аромат. На исхудавших щеках девушки появились мягкие ямочки от слабой растроганной улыбки, но еще большую радость принес вид любимой старой няни, привычно заснувшей в слегка покачивающемся кресле. В ее высохших пальцах лежали спицы с начатым вязанием, и, если судить по рукоделию, она находилась здесь довольно давно. Ничто не могло вызвать более искреннюю радость у выздоровевшей девушки. Но слух sa nounou [8] Ее няни (фр.). отличался все той же отменностью, что и в детские времена. Как только Флорентина зашевелилась в постели, старушка тотчас приоткрыла лучистые глаза и, ободрительно улыбнувшись, произнесла трескучим старческим голосом:

— Ах, моя милая Flora, наконец-то ты очнулась, а я и не чаяла дождаться. Бедная девочка, болезнь вытянула из тебя все силы.

Флорентина от счастья не могла вымолвить ни слова, ведь она и не надеялась, что к ней когда-нибудь снова подпустят старушку-няню. Добившись искреннего заверения в том, что она никуда пока не уйдет и что ей разрешено присматривать за выздоравливающей больной, девушка окончательно расслабилась, и их разговор перетек в мирное русло, полное старинных поэтических баллад и легенд, передаваемых из уст в уста сквозь поколения.

Так как дочь вскоре пошла на поправку, у maman отпала нужда сидеть рядом с ней, да и статус того не позволял. В определенные часы в комнату заходили безликие слуги, но все внимание девушки безраздельно принадлежало няне, так неожиданно снова появившейся в ее жизни. Из-за остаточной слабости она была не в силах подолгу бодрствовать и вставать с постели, но часами любила слушать длинные стародавние рассказы старушки, исполненные дивной красоты, точно древние произведения искусства. Или же просто слушать родной тихий голос, убаюкивающий лучше любой колыбельной песни.

Девушка прекрасно помнила то летнее утро, когда она решила заглянуть к мистеру Бальдру и нежданно-негаданно стала свидетельницей необычайного зрелища. Та благословенная музыка не выходила из головы, а слова учителя до сих пор предупреждающе звенели в глубине сознания. Она долго размышляла над случившимся, пыталась дознаться правды у слуг, но они только испуганно глядели на нее и молча опускали голову, словно не в состоянии ответить ей. Флорентина справедливо поняла, что им было строго-настрого приказано не разговаривать на эту тему.

Тогда она решила пойти другим путем и начала искать сведения в семейной библиотеке, но и там ее ждали разочарование и неудача. В целом всю жизнь Флорентину окружали загадки и недомолвки, но до определенного момента — то ли в силу воспитания и характера, то ли от нежелания замечать очевидное — она подсознательно игнорировала это, ссылаясь на запреты maman и на все ее окружение. Но после той сцены у мистера Бальдра, что потрясла девушку до глубины души, она не могла относиться ко всему с прежним безразличием. Долгие часы теперь стояла она в картинной галерее, всматриваясь в великолепные портреты важных предков, с угрюмым превосходством взирающих на мир, бесконечное количество времени отдавала прочтению ветхих фолиантов, посвященных их семейному роду. Флорентине казалось, что она ознакомлена со всеми сложными перипетиями своей родословной больше, чем кто-либо другой.

Но существовало одно препятствие, которое обеспокоило девушку: все обрывалось на том моменте, когда maman вступила в брак с отцом. Ни строчки, описывающей дальнейшие события, более не отыскала она. Здесь обрывалась история, и единственным способом узнать правду было решение выспросить информацию у живых людей, еще заставших те времена. Слуги упорно молчали, и девушка была готова погрузиться в отчаяние, но внезапно вспомнила о старой няне, несомненно жившей в замке в давнее время. Но и здесь крылась проблема, так как увидеться наедине с ней не было совершенно никакой возможности. Так что теперь, вновь обретя связь с любимой старушкой, можно представить, какую безграничную радость и счастье она испытала, надеясь поговорить с ней по душам.

Время неумолимо бежало вперед. Прошло несколько дней, не ознаменованных ничем новым и не оставивших после себя особо ярких впечатлений в памяти девушки: только душевное тепло и мягкое спокойствие, в которых она нуждалась с болезненной необходимостью. Природа же, словно сжалившись над недугом Флорентины и пережитыми ею страданиями, внезапно преобразилась и засверкала по-летнему жаркими солнечными лучами. Ясная небесная лазурь мгновенно разогнала свинцовые тучи, грозившие с каждым днем извергнуть все большие потоки колючей ледяной воды на стылую землю, сизый туман постепенно развеялся, а в парке вновь проступили очертания причудливо подрезанных вечнозеленых кустарников — лишь нагие деревья, скорбно склонявшиеся над всеобщим великолепием, напоминали о пережитой непогоде.