Иван Коновалов - Сержант и капитан

— Ай, божечки, набрался, что в номер попасть не может. Ты думаешь, мне охота тут с тобой возиться? Вот наряд вызову, они тебя вмиг приструнят.

Никита, пьяно сдвинув брови и скривив рот, недоуменно спросил:

— Наряд? Я же ничего не сломал.

Консьержка немного осеклась. Действительно, ничего не сломал. Но заложенная годами схема поведения взяла свое:

— Не сломал, так сломаешь. Знаю я вас. — Она осторожно пихнула его носком туфли, видимо, изображая бурю возмущения.

— Мамаша!!! — Никита поднялся спиной вдоль стены и широким захватом приобнял консьержку. Та испуганно содрогнулась, но вырваться не решилась.

— Мамаша, я же ведь ничего не сломал, ничего плохого не сделал, а пью я потому, что настроение у меня хорошее. А знаешь, почему настроение у меня хорошее? — Никита чуть не ткнул консьержке указательным пальцем в глаз. Палец задержал свое движение, и глаза консьержки от испуга съехались в одну точку на кончике пальца.

— Потому что завтра я буду очень богатым. Понимаешь, не просто богатым, а очень, очень и очень богатым. Потому что я узнал кое-что важное, чего не знают другие, а очень хотят знать. И это настолько важно, что они, ну то есть те, кто хотят это узнать, даже не представляют, насколько это важно. Важнее всех важных!!! И когда завтра поздно вечером я вернусь, уже очень богатым, то я, мамаша, куплю тебе отдельную гостиницу, где у тебя не будет постояльцев, а только пылесосы и стиральные машины. И один робот-надзиратель Р-2. Все они будут тебе подчиняться, не будут бить стекла и не будут ломать двери. И гостиницу назовем «Мест нет», а бар при ней — «Пиво только для членов профсоюза».

Никита широко повел рукой, открывая перед консьержкой безграничные перспективы. Она сжалась окончательно, ожидая самого худшего — разгрома заветного шкафчика с «Кока-колой» и «Фантой», откуда она черпает свой дополнительный приработок.

С верхнего этажа наконец долетел бэк-вокал. Было видно, что это далось ему с трудом. Цепляясь за стену, вокалист встал на ноги и прошел, не разбирая дороги, мимо Никиты с консьержкой. Он их уже не узнавал.

— Во, мамаш, видала? А ты на меня нападаешь. Этот товарищ поопаснее-то будет. — Никита проводил взглядом уходящего в никуда несостоявшегося члена дуэта. Тот шел мимо выглядывавших из своих номеров знакомых лиц. Похоже, что его слова о будущем богатстве были услышаны.

— Прав ты, сынок, ох как прав. Уж его-то, голубчика, я точно прищучу.

Никита приподнял руку, отпуская плечо консьержки, и та немедленно ринулась в свою каморку к телефону. Она нашла своего врага на этот вечер, и он ответит ей за все. Никита уже уверенным движением вставил ключ в замок и открыл дверь.

Теперь он мог поспать по-настоящему. А у врагов сегодня — бессонная ночь. Они услышали о том, что Никита нашел некое осязаемое богатство. Другие слова не произвели бы должного впечатления — «нечто», «что-нибудь», «деньги», «клад» и даже «будущее»… «Богатство» — вот то сказочное слово, которое, произнесенное с должным убеждением, звучит как проповедь, как призыв к действию, как заклинание.

Теперь выход у них только один: ежесекундно отслеживать Никиту, выйти за ним на то место, где он изобразит живейший интерес, и перехватить его на этом самом месте. Дилемма. С одной стороны, еще сегодня утром Никита ставил себе более упрощенную задачу — просто захватить одного из главных в этой банде. Но теперь он понял, что можно подстрелить и второго зайца — найти клад, на который они друг друга выведут одновременно, это абсолютно очевидно. Инстинкт охотника взял верх. Загвоздка в одном — им известны приметы, которых не знает Никита, но они не знают место, известное только ему. И он знает, где это кладбище, а они — где именно на этом кладбище лежит то, что им всем нужно. Завтрашний день покажет, достигла ли сегодняшняя разведка боем Никиты своей цели.

За дверью вовсю гремела песня о расстрелянном советском танке. Милицейский наряд вязал пьяного певца. Парень, который так рвался допеть с Никитой эту песню, не сдавался. Его отчаянные крики граничили с самодовольством:

— Что, взяли, менты позорные?!. Да я сам вам сдался!.. Как я вообще на этом этаже оказался?.. Да руки не крутите-то козлы!.. Иду уже, иду… Вашу мамашу, кто-то же здесь пел!.. Ну все, иду, иду.

Никите очень хотелось выйти и спасти случайного бедолагу, который был совершенно не при чем. Но с другой стороны, как только этот певец придет в себя, он расплатится с милицией и те его отпустят. А если нет, то завтра вечером вытащит его Никита. В конце концов, сам того не желая, он ему сильно помог.

Никита проснулся из-за того, что солнце было прямо в окно. Подъем. Никита с наслаждением вытянулся в кровати. Номер был настолько лилипутским, что кровать примыкала прямо к окну. Никита выставил усталые ступни на подоконник и с удовольствием размял пальцы ног под утренним ветерком. Далее взял телефонную трубку и вызвал такси. Место, до которого он собрался ехать, не просто удивило диспетчера. Она посчитала своим долгом добавить:

— Так туда же никто никогда не ездил!

Закромский Хутор — в девятнадцатом году был одним из многих хуторов, окружавших Кромы, а теперь — скорее небольшая деревня километрах в пятидесяти от Орла по южному направлению, — вот какую точку назначения Никита определил таксисту. Эта географическая точка на карте станет конечной, если там есть кладбище.

Между Орлом и Закромским Хутором много населенных пунктов, но поселок городского типа Кромы — это не населенный пункт. Это бывшее поле боя. Никита столько раз читал про Кромы и представлял их каким-то литературным мемуарным местом, где закостенела гражданская война. Как будто там остановилась, не добежав до Москвы белая волна и, разбившись о всеобщее непонимание, отхлынула на Дон и Кубань. Исторический водораздел, не замечаемый своими собственными жителями. Все этим мысли пришли Никите в голову, когда они проезжали единственный в Кромах автодорожный мост. Похоже, это была та самая переправа, которую описывал в своем дневнике капитан Корнилов. Через этот мост через речку Недну марковцы вошли в Кромы, и по нему же отступали. Как тогда было все просто. На противоположной стороне моста Никита попросил шофера остановиться. Он вышел на дорогу. Дорога — одновременно трасса Моск-ва-Симферополь и центральная улица Кром имени Карла Маркса. Набитый до отказа «Шевроле-Субурбан» преследователей остановился на другой стороне моста. Это не машина, это танк. Противники решили играть по-серьезному.

Странное ощущение захватило его — как будто он был здесь когда-то. Стоя около парапета, он видел призрачные бегущие в атаку навстречу друг другу цепи. Одинаковые серые цвета с небольшим вкраплением черного налетали друг на друга, сшибались и мешались в водовороте ненависти. Белые продвигались справа от него, и Никита слышал их мерный шаг. Навстречу выходили красные, и Никита чувствовал их неуверенность, за секунды перерастающую в ярость. С двух высоток над рекой, не прекращая, строчили красные пулеметы. Белые в черных и серых шинелях карабкались по склизком осеннему речному откосу и падали… Они дошли. Пулеметы захлебнулись. Меньше чем через сутки с противоположного откоса били белые пулеметы, и скользящие по этому же склону наступающие красногвардейцы падали под пулеметными очередями.