Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

Обилие мяса (часть даже присолили на завтра) избавило стряпух от необходимости разнообразить блюда: что может быть вкуснее жаркого! Зато приготовили его так, по оценке того же Бориса, что можно подумать, будто все трое — «жутко талантливые кулинарши».

Условие «не наедаться» блюли и сами «кулинарши», поэтому на угощение все набросились дружно и с аппетитом, прекратив всякие разговоры.

В самый неподходящий момент снаружи послышался стук в ставню: три частых удара и два пореже.

— Заявился!.. — узнал Миша почерк соседа и добавил презрительно: — М-морда непутёвая…

Вера, накинувшая двери на крючок, поднялась из-за стола — впустить задержавшегося. Рудик, однако, «заявился» не один. Следом порог переступила толстушка — пониже ростом, светловолосая, на вид лет семнадцати (хотя в действительности Нюське было неполных пятнадцать: видели её переводной табель за третий класс, и там указан был год рождения). Взрослили её, если позволительно так выразиться, весьма развитые формы. Лицо, довольно привлекательное, но излишне загорелое, свежестью не отличалось. При взгляде на широко поставленные зеленоватые глаза нельзя было не заметить, что один, левый, косит вниз, как бы любуясь на курносый кончик носа.

Непредвиденную гостью встретили без особой радости, а Миша громко проворчал: «Явление коровы в балахоне!..» Возможно, потому, что одета в платье, тесное в грудях и рясное ниже талии, которое, на его взгляд, «никак ей не личит».

— Самолёт взлетал, колёса тёрлися, вы не ждали нас, а мы припёрлися! — пропел Рудик частушку, будучи уже слегка навеселе, и, подойдя к столу, театральным жестом поставил пузатый, ёмкостью не менее литра, бутылек, заткнутый кукурузной кочерыжкой. — И мы пришли поздравить именинницу, выпить за её… с нею домашнего винца. Верок, тащи бокалы!

— Откуда? У нас их и не было никогда.

— Тогда — стаканы.

— Имеется всего три и те вон заняты с узваром.

— Ну, не из горлышка ж…

Заикнись он о своём намерении привести бойкотируемую соседку, Вера вряд ли согласилась бы на её присутствие. Да и нашла бы поддержку у остальных — по крайней мере, девчонок. Но раз уж так вышло, делать нечего. С видимой неохотой забрала она со стола стаканы с узваром и вышла освободить.

— Да! Познакомьтесь же сперва! — Рудик подвёл гостью к виновнице торжества.

— Нюся, — первой назвалась та, подавая руку.

— Тамара. Очень рада…

— Поздравляю тя с днём ангела! И вот те от миня на память. — Она приколола на кофточку безделушку вроде майского жука. — Настоящая сиребряная!

— Ой, спасибо, Нюся! — искренне поблагодарила Тамара. — Красивенькая букашечка!

— Не-е, так не поздравляют!.. Надо чокнуться и выпить. — Рудик взял бутылек, зубами извлек обломок кочерыжки, а Вера как раз подоспела со стаканами.

— Ты и так чокнутый! — заметила холодно, подошла к Клаве, и они удалились на кухню.

Набулькав по неполному стакану, самозванный тамада протянул один имениннице, которая, прежде чем принять, посмотрела на ребят; поощренная кивком Бориса, взяла. За вторым охотно потянулась гостья.

— За тебя! Всего самого-самого! И — до дна, — чокнувшись, пожелал Рудик.

— Красивого ухажера! — добавила от себя Нюся.

Тамара медленно, без желания, выцедила содержимое стакана, передёрнувшись.

— Так, молодец! Кто следующий?

Поддержать компанию согласились Борис с Ваньком.

Вернулась из кухни обслуга: Вера с миской жаркого, Клава — с тазиком и ковшом с водой.

— Ополосните руки, а то у нас без вилок, — предложила новичкам.

Те без возражений подставили ладони, вымыли и вытерли полотенцем.

— Закусывайте из одной, — пододвинула к ним ещё горячую зайчатину Вера. И все снова принялись за прерванный ужин.

— Как вкусно! — похвалила Нюся. — Это у вас что за мясо?

— Не чуйствуешь, разве? — деланно удивился Борис. — Настоящая кошатина! Переловили всех хуторских кошек и поджарили. Правда, одна была дохловатая, но… — умолк, получив от Веры подзатыльник.

Гостья положила обратно культышку, которую начала было обгладывать — Нюся, не слушай ты его, балаболку! Это зайчатина, честное слово, — вынуждена была объясняться Вера.

— Точно, точно! — подтвердил Рудик. — Лично видел. Да вон на окне и хвостик в доказательство!

Шутка всех развеселила, разрядила несколько натянутую вначале атмосферу. Пирушка продолжалась в непринуждённой обстановке, с разговорами, шутками и прибаутками. Сказалось и воздействие «винца»: у Тамары заблестели глаза, загорелись щёки, с лица не сходила блаженная улыбка. Тем паче что Борис то и дело подбрасывал комичные байки, запас которых, на все случаи жизни, был у него неистощим. Впервые в жизни выпив да ещё так много (около ста пятидесяти граммов), она захмелела. А это, как известно, к добру не ведёт… Дошло до того, что поднялась из-за стола, вынула из графина самую красивую розу и приладила к волосам Нюськи; заметив неодобрительные взгляды тверёзых подружек, подошла и обеих расцеловала.

Подкрепившись, Рудик снова взял бутылек; в нем оставалось ещё граммов около трёхсот.

— Надо опорожнить посуд… Не нести ж добро обратно! Кто хочет? — разлил поровну в два стакана; охочих не нашлось. — Нет желающих? Нюся, держи ты!

«Полюбовница», принявшаяся было за оладьи, отрицательно тряхнула богатой причёской, но, передумав, протянула руку.

— Мы, мы желаем! — заявил вдруг Миша, сидевший бок о бок с Федей и перед тем о чём-то с ним перешепнувшийся. Перехватив стаканы, добавил: — Токо мы, воще, тут пить стесняемся, скажи, Хветь? Хочем выпить на кухне. — Оба вышли; притворив дверь, процедил осуждающе: — Сам, воще, меры не знает и её, дурёху, спаивает!

— Не говори, — согласился Федя. — Ты вовремя смикитил. Его будто подменили ивановцы — стал ещё и курить да пить…

— И Ванько, морда, потакает, воще. Я вот ему сёдни выскажу!

Выплеснув содержимое в помойку, наполнили стаканы узваром и вернулись обратно.

Накануне, готовя угощения аж на двух плитах, кухарки опасались, не останется ли половина невостребованной, не прокиснет ли добро. Но напрасно: аппетит собравшиеся демонстрировали настолько отменный, что Вера с Клавой едва поспевали подносить добавки. Начали побаиваться другого — что до утра всё будет съедено и ещё не хватит.

Но этого не случилось. Правда, по другой причине: сразу после полуночи пирушка была неожиданно прервана… донёсшимся снаружи непонятным стуком, опять же в ставню. Все настороженно притихли.

— Вера, это я… открой, доченька, — расслышали голос за окном.

— Мамочка вернулась! — радостно вскричала Вера и кинулась отпирать двери. Ванько поспешил следом — и кстати: поддерживая, они ввели в комнату измученную дальней дорогой Елизавету. Она не села, а буквально рухнула на кровать.