Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

Привели в некое полупустое помещение, стоящее на отшибе. Здесь их ждала молочная фляга с водой и кружкой, и возле неё сразу образовалась очередь жаждущих напиться. Двое в гражданском приготовили завтрак — хлеб и какое-то варево. Оно оказалось с неприятным запахом, невкусным. Но голод не тётка — ели, хотя и с явным отвращением. Марта отказалась наотрез:

— Не могу эту гадость проглотить, с души воротит…

— Привыкай. Лучшего от них не дождешься.

Но уговорить не получилось, и Андрей съел обе порции, а хлеб, свой и её, сунул в карманы пиджака:

— Проголодаешься сильнее — съешь, он вроде ничего.

В этом помещении продержали почти до обеда. Затем строем погнали ли обратно. Уже издали они заметили надпись на «своём» вагоне: короткое слово «Д Е Т И», выведенное белой краской, занимало треть боковой площади. Впереди него стоял теперь пассажирский вагон, за ним — платформа с балластом, поверх которого лежали несколько рельс и с десяток шпал. Метрах в десяти от неё виднелась дрезина.

И ещё одно новшество: широкий вход в вагон забран решёткой из толстых реек, которая откидывалась книзу, служа в то же время и сходнями. Пол внутри посыпан ракушечником. У входа — фляга с водой и кружкой. В углу, служившему отхожим местом стояла алюминиевая кастрюля с крышкой. А в девчачьем… сидели уведённые ночью.

Вид у девочек был жалок, если не сказать ужасен. У Нелли лицо в синяках, опухшая нижняя губа искусана. У Лены надорвано, к тому же, платье спереди так, что видна грудь, тоже с кровоподтёком, но она наготы даже не замечает. Самая младшая, Света, прислонилась к ней мертвенно-бледным личиком и кажется спящей. От них всё ещё несло винным перегаром…

Решётку подняли, закрепили. Состав, громыхнув буферам, тронулся с места, набирая скорость. Снова из-под колёс понеслось надоедливое «тук-тук — тук-тук». 3а насыпью мелькали телеграфные столбы, проплывали поля, оставались позади речушки и перелески, небольшие населённые пункты. Один красивый пейзаж сменялся другим, вот только сквозь слёзы всё это было плохо различимо…

Как помнит читатель, знакомый с первой частью нашего повествования, состав с награбленным на Кубани добром предназначался для отправки в Германию. Так полагала Ольга Готлобовна, так теперь считали и Андрей с Мартой. Правда, вагонов пока маловато, всего десяток, но их, видимо, добавится в пути. Поставленный впереди их товарного вагона пассажирский заселили двумя десятками вооружённых солдат. Причём, пожилого возраста; возможно, по приезду их тут же демобилизуют как выслуживших положенный срок. Платформа с рельсами и шпалами — на случай, если путя окажутся поврежденными. Дрезинщики будут ехать впереди состава и заблаговременно предупредят машинистов — так рассудили ребята. Теперь, предположили они, ехать будут не только днём, но и по ночам.

Но ошиблись: ещё не свечерело, как поезд снова остановился на каком-то глухом полустанке. Как оказалось, на ночёвку, и с наступлением сумерек у вагона впервые поставили часового.

Андрея, Серёгу и Сухаря это новшество огорчило, так как шанс «смыться», прорезав в решётке лаз, сошёл на нет. А у Марты появилась надежда, что девочек — а значит, и её — оставят в покое — неужели ж позволят себе бесчинства на глазах у старших, которые годятся им в отцы? Подумав, Андрей с нею согласился и разрешил умыться, привести в порядок волосы, а также убрать (теперь уже с помощью подруг по несчастью) «обмотку», не позволявшую вздохнуть полной грудью и до боли натрудившую «лепёшки».

Прикорнувшие с вечера, ребята постарше устроились возле решётки подышать свежим ночным воздухом родных мест; завтра, возможно, они будут уже далеко… Разговаривая вполголоса, наблюдали за прохаживавшимся взад-вперёд часовым.

— А что, ежли заговорить с этим асмадеем? Может, хуть что-нибудь удастся узнать, — предложил Андрей, когда тот присел на рельс и закурил, посветив спичкой у циферблата часов; похоже, скоро должен был смениться.

— Слышь, фриц, сколько там натикало? — обратился он к нему.

— Ихь бин хайсе Отто, — ответил тот, добавив что-то ещё, чего Андрей не понял, за исключением последней фразы: — Унд руссише нихт ферштейн.

— Он сказал, что зовут его не Фриц, а Отто и что по-русски не понимает ни слова, — перевела Марта. — Можно, я задам ему несколько вопросов по-немецки? Судя по выговору, это интеллигентный человек.

— Ты так думаешь? Поговори.

— Онкель Отто, заген зи, битте, ви шпэт эс? — обратилась она к часовому («Дядя Отто, скажите — который час?»)

— Двенадцатый, — ответил он миролюбиво. — А почему вас это интересует?

— Так просто… Спросила, чтоб узнать, удостоите ли нас ответом. Можно ещё спросить?

— Спроси. Ты где ж это так хорошо по-нашему говорить научилась?

— В школе. Я была отличница.

— Похвально. До войны я работал учителем, и у меня тоже были ученики-отличники. Вот только русский у нас не изучали. Так о чём же вы хотите ещё спросить?

— Заранее вам благодарны… Вы, видать, добрый человек и на фашиста не похожи. — Немец ничего не сказал на это, и она продолжила: — А вопросов много. Скажите, у вас дети есть?

— Есть и дети, уже взрослые, и внучок. Я понимаю, почему ты об этом спросила… Но, хоть я и не фашист, а помочь вашему горю не смогу.

Марта переводила жадно вслушивавшимся в их разговор ребятам свои вопросы и ответы на них «доброго нефашиста». Андрей вполголоса направлял ход их беседы.

— У нас давно кончилась в баке вода, и мы умираем от жажды, — снова заговорила она. — Не могли бы вы…

— Бедняжки! Вы, наверное, и голодны, — с полуслова понял её Отто. — Ах, я старый пень! Нет, чтобы самому поинтересоваться. Сейчас что-нибудь придумаю.

Не успела Марта перевести ребятам, как он подхватился, чтобы идти к своему вагону. Испугавшись, что вернётся со сменщиком и она не спросит о главном, окликнула:

— Если можно, воды потом… Скажите, нас везут аж в Германию?

— Думаю, намного ближе, — вернулся он к самой решётке.

— А куда — не скажете?

— Сказал бы, но и нам не объяснили.

— Как вы думаете, когда прибудем на место, нас отпустят?

— Затрудняюсь сказать… Возможно, так и будет.

— Спасибо, дядя Отто, это главное, что нам хотелось узнать! Не говорите никому, что я с вами по-немецки, ладно?

— Обещаю.

Вскоре он вернулся, как и предполагала Марта, со сменщиком. Они принесли ведро воды и три булки хлеба. Но, как поняла из их препирательства, тот не разделял доброты напарника.

С рассветом состав двинулся дальше. Ехали, правда, на небольшой скорости — возможно, из-за дрезины, державшейся на приличном расстоянии от платформы.

Равнинная местность вскоре перешла в холмистую, и железная дорога всё чаще рассекала косогоры, поросшие густым кустарником, уже раскрашенным в яркие цвета осени. Начало попадаться редколесье, впереди темнели лесистые горы.