Валерий Фатеев - Золотая моль

— В милицию обращалась?

— Да, но они ответили, что не представляется возможным. Словом, отказали. Вот копии ответов.

— Хорошо, поможем.

Бесшумно как тень вошел помощник с подносом. Кофе, печенье.

— Игорь Аркадьевич, возьми вот эти бумаги Лилии… Сергеевны — на контроль. Завтра мне доложишь, что там у них представляется возможным, а что нет.

— Я закурю? — вопросительно взглянула Лиля, вынимая из сумочки сигареты.

Сам Сарыч не курил и в кабинете у него не курили, но… Даже зажигалка нашлась под рукой. Неожиданно спросил:

— А вообще, в чем там дело, что за ситуация, кому это надо?

Он и не надеялся, что рядовая сотрудница что-то знает. Но неожиданно Лиля сказала:

— Связано с Медиа-мостом, канадская или американская компания, толком названия я не знаю, но похоже та, что Вы называли «Норд сайт», инвестиции. Подробностей до меня не доводят, но Березовский несколько раз приезжал именно по магаданскому золоту, с вашим председателем Комимущества, это я точно помню.

— С председателем КУГИ?! — Владимир Иванович не мог скрыть своего удивления. Вот так-то. «И сочетанье лилий с Лилей…»

Председателем КУГИ совсем недавно был назначен его давний знакомый Илья Давидович.

— Послушайте, — неожиданно для самого себя обратился он к Лиле. — Вы в каком номере остановились? Понимаете, мне очень важно продолжить этот разговор.

— Да? — вроде бы удивилась Лиля. — В десятом. Но я буду дома только после восьми. — И будто какая-то лукавинка проскользнула в ее глазах. «Что она себе подумала?» — с досадой отметил Сарыч.

Но подумала корреспондентка правильно. Да в принципе ей и самой статный, высокий и далеко не глупый замгубернатора понравился. Неординарный мужик.

Ко всем достоинствам Лили относилось то, что неординарных мужиков она пропускать не любила.

Он пришел в гостиницу на девяносто пятом почти на полчаса раньше назначенного. Дежурный, еще из бывших работников, хорошо знал тоже бывшего председателя облисполкома, но, поздоровавшись, лишнего любопытства не проявил.

Ждать ему не пришлось: Лиля была на месте.

Открыв дверь, он хотел было во избежание недоразумений что-то объяснить, но когда взглянул на Лилю, потерял дар слова. Полыхнув своими серыми глазищами, она поднялась ему навстречу и подошла так близко и стремительно, что полы халатика распахнулись, и Сарыч увидел, что под ним ничего нет.

Он осторожно, все еще не веря, обнял ее, и все волнующие впадины и холмы, груди, живот и бедра, к его удивлению и восхищению, слились с его телом, как матрица с пуансоном.

То, что ему недоставало, было у нее, и наоборот.

Дипломат с французским коньяком, шампанским и конфетами выпал у него из рук.

— Не торопись, — шепнула ему Лиля. И стала медленно раздевать его.

Как они оказались в постели, Сарыч уже не помнил.

Все было у него, но такого он еще не испытывал. Будто угадав его мысли, женщина сказала:

— Я хочу, чтобы ты запомнил меня надолго, и потому слушайся меня.

По ее знаку Сарыч перевернулся на живот и почувствовал, как соски ее грудей и горячий язык прикоснулись к его шее.

— Расслабься, — шепнула она и, что-то еще бормоча ласковое и волнующее, повела языком дальше… к лопаткам, пояснице… впереди ее жадного и одновременно ласкового языка медленным полукружиями, то едва-едва прикасаясь, то наоборот, с силой вжимаясь в его тело, скользила ее грудь. Он и не ожидал, что у этой вроде бы худощавой женщины она может быть такой… как подушка, большой, горячей и мягкой.

Он застонал.

Ощущение было, будто одновременно он попал под влажный расслабляющий пресс, и под иппликатор Кузнецова, и душ Шарко. С одной стороны раскаленный песок Сахары, а с другой ледяная магаданская морось…

На большее фантазии у него не хватило.

.. И так продолжалось долго… почти вечность. И земля колыхалась и вздрагивала в потрясении, и звезды сходили со своего исконного пути, моря выплескивались из берегов… все это было, есть и будет, пока есть мужчина и женщина.

Потом, изнеможенные, они долго лежали не шевелясь. Но вот наконец Лиля протянула руку, нащупала на тумбочке сигарету и сказала:

— А теперь спрашивай, что хотел…

Буквально за минуту до этого дежурный за пультом, не в силах выносить дальше все это, сорвался со своего рабочего места и пошел звонить знакомой проститутке.

— Кроме половых безобразий, — доложил он назавтра начальству, — у объекта ничего не было.

Пожалел Огонер Коляню.

Спас его топляк, правда, перед этим чуть не убив. Когда холодная вода сомкнулась над головой беглеца, что-то стремительно несущееся в мутной глубине с такой силой ударило его в плечо, что правая рука моментально онемела и он едва не выпустил из пальцев ружейный ремень. Затем, сообразив, левой рукой он вцепился в бревно и, вынырнув из воды, огляделся. Бревно закрывало его от преследователей и с такой скоростью тащило вперед, что уже через минуту и лагерь, и фигурки бандитов показались маленькими, как в перевернутом бинокле.

А немного погодя капризное течение загнало топляк в одну из проток, и Коляня не мешкая выбрался на берег.

И побежал.

Сначала вверх по этой самой протоке.

Песок да мелкий галечник. Здесь бежать было нетрудно. Найти ритм, настроиться на долгую трудную работу. Солнце пригревало, ветерок обвевал, и через час одежда на Коляне почти высохла.

Через два часа он свернул с речного ложа на крутой берег и побежал по редколесью, по длинному узкому плато, заметно поднимавшемуся вверх.

Плато это якуты звали Сокжойским… Обилие осины привлекало сюда диких оленей-сокжоев. В свое время Коляня с отцом не раз охотились в этих краях, и местные тропы он хорошо запомнил.

За осинником пошел стланик, и в другой раз Коляня обогнул бы его по дуге, но сейчас просто не было времени, и он пошел напролом, где перепрыгивая, где подныривая и едва ли не ползком пробираясь через заросли.

Одно утешение: полоса стланика оказалась неширокой, всего пару километров, но далась она не легче, чем полоса препятствий.

Наконец выбравшись на гребень хребта, он сориентировался и побежал так, чтобы солнце постоянно светило справа.

«Бег — естественное состояние человека», — вспомнилась ему присказка старшины Миколы. Как давно это было… совсем, совсем разленился рядовой… Вот сейчас бы увидел его старшина.

Но потихоньку наладился ритм. Сердце, легкие, мышцы примирились с нагрузкой и настроились на долгую ровную работу.

Раз, два три-и. До-ре-ми. Так он бормотал себе под нос в такт бегу, и это помогало. Но ружье, но патронташ, но разбитые вдрызг кроссовки, сквозь подошвы которых болезненно ощущался каждый камешек!..