Валерий Фатеев - Золотая моль

— Ну и как твои взгляды… в чем то изменились?

— Так точно, товарищ генерал.

— А если в двух словах?

— В двух не смогу — в трех: проволоку надо убирать.

— Понятно, — озадаченно произнес генерал и, хотя ни черта ему понятно не было, от греха подальше перевел разговор на другое.

А Вендышев имел в виду, что коль по обе стороны проволоки преступники, смысла в ней не больше, чем в драном презервативе.

Да, к тому времени все население, в том числе работников родного министерства, он твердо считал преступниками. Прошлые, настоящие и те, которые только еще собираются ими стать, — все преступники. Если он сам мент поганый, то учитель — либо педофил, либо взяточник, врач — живодер, в худшем случае садист и опять-таки взяточник, рабочий — несун, ворье, и все остальные не лучше.

Даже на сына своего, еще не достигшего отроческого возраста, он поглядывал с вопросом: а кем, мол, ты станешь — шпаной или по экономической линии? Лучше бы, конечно, по экономической: тех сажают реже и выглядят они лучше.

И если человек как-то еще считается добропорядочным гражданином, то это просто случая не пришлось. Да и не зря же говорят: «От сумы да от тюрьмы не отрекайся». Или: «Был бы человек — статья найдется».

Как ни странно, это не только не мешало, но и помогало ему раскрывать такие хитроумно закрученные преступления, что задним числом он только диву давался.

Хотя и к пословицам всякого рода он тоже относился с подозрением.

…С той поры как Сарыч, сам того не зная, подтолкнул молодого участкового по служебной лестнице, встречались они не часто. А после окончания Академии, когда Вендышева перевели в Москву, — и вообще редко. Но не терялись.

Атака на магаданскую администрацию для главного ревизора не была неожиданной: сигналы были, и достаточно подробные. Но если отойти от формальной стороны дела, Вендышев был полностью на стороне приятеля.

Одолеть его могущественных противников Вендышев не мог. Не так-то это и просто в наше время, да и принадлежали многие из них совсем к другим ведомствам.

И он ударил по щупальцам.

…Каждую ревизию полковник Вендышев готовил, как войсковую операцию фронтового масштаба: тщательная разведка, выбор стратегии и тактики, обеспечение тылов, и, понятно, все это делалось в условиях строжайшей секретности.

По этой причине в Магадан прилетели тремя группами, состоящими из трех-пяти человек. И только когда передовая часть захватывала плацдарм, когда уже была объявлена операция, подтягивались основные силы.

На этот раз кроме московской бригады в ревизии были задействованы якуты и приморцы. По своему опыту Вендышев знал, что хотя соседи и живут дружно, в смысле всегда готовы помочь, и пограничные попойки — традиция, но нагадить ближнему тоже всегда рады. И не в силу своей непорядочности, а в силу здоровой заботы о перспективе, — типа, «а вон у соседей еще хуже было, и то…».

…В то августовское утро начальник УВД г. Магадана полковник Железко проснулся поздно, и сон ему приснился какой-то кошмарный. Будто идет он по зеленому росистому лугу, а впереди девушка стоит, белая как лебедь и вся… голая. Понятное дело, полковник мужик молодой, он за ней и побежал. Но как это бывает во сне, ноги не подчиняются, крикнуть хочет, а голоса нет, и вдруг яма черная под ногами, и в эту яму полковник проваливается и успевает увидеть, что не девушка впереди, не лебедь белая, а самая что ни на есть черная сука. Да еще так недобро на него посмотрела, что аж в пот бросило, и он проснулся.

Пока брился, пока кофе пил, раздумывал Железко: что за чертовщина ему приснилась и к чему бы, даже у жены спросил.

— Пить меньше надо, — буркнула она. — А черная сучка — это твоя брюнетка из театра.

Полковник поперхнулся: он и не думал, что про брюнетку кто-то знает.

И день погожий не порадовал. Сдуру на работу пешком решил пойти, тут нищий или бомж, кто их сейчас различит, к нему на перекрестке прицепился:

— Дай полтинничек, начальник. На хлеб прошу.

Да настойчиво так.

Полковник на него взглянул, точно — из вчерашних, амнистированных. Стрижка короткая, глаза волчьи. От греха подальше в карман полез, а там одни бумажки. Но пришлось десятку отдать. Жалко.

Вот в таком раздрызганном состоянии он вошел в вестибюль.

А дежурный ему сразу: вас дожидаются в приемной. Кто — не представились, из Москвы откуда-то.

А и представляться незачем. Пока по коридору шел, на кабинете начальника отдела по борьбе с посягательством на валютные ценности подполковника Силовика печать увидел. И сердце сразу вниз рухнуло: только вчера вечером в сейф Силовика им собственноручно были положены 52 пакета шлиха весом почти 60 килограммов и, самое страшное, 17 из них — не оприходованы.

Эх, не успели.

И везде по коридорам чужие люди с деловым видом ходят из кабинета в кабинет, переговариваются, командуют. Свои все прижухли… знает кошка, чье мясо съела.

И этот, конечно, Вендышев, сидит с секретаршей о погоде и рыбалке калякает. Будто за этим и приехал.

И пошло-поехало.

Две недели тридцать ревизоров магаданскую милицию на ушах держали, души мотали, из жил веревки вили. Две недели кошмаров — не во сне! — и удивительных открытий. Таких удивительных, что даже сам начальник изумлялся, что у него под носом творится.

Когда акт на пятнадцати листах да еще мелким шрифтом дал ему на ознакомление Вендышев, попробовал было удочку полковник закинуть:

— Может, помягче стоит, свои все же…

Помолчал Вендышев, будто слова подбирая. Потом ответил:

— Свои? Ваш предыдущий начальник генерал Уважный в реанимации лежал, когда вы на него с доносом поторопились. Помягче? Помню, на Чукотке один ретивый капитан милиции двух геологов засудил за то, что они позволили себе перешить спецодежду на цивильную, носить нечего было. — И закончил как припечатал:

— Нет уж, будете отвечать по закону. Хотя, впрочем, это дело не мое — начальства, но…

Тут Вендышев оглядел объемистый акт и усмехнулся. Прекрасное дополнение для его коллекции, отличное подтверждение его теории. Милиция крутит золотишников за то, что осмеливаются незаконно продавать свои граммы. Эти граммы она конфискует, и получается много-много килограммов — по акту удалось зафиксировать 222551 грамм. И затем заключает незаконные договора на реализацию и продает тем же золотодобытчикам, ну то есть не совсем тем, а кто имеет лицензии. Продает причем по сниженным ценам (это на бумаге, а на самом деле неизвестно, какие там были цены). И налогов, кстати, не платит, потому что милиция не кооператив, какие, братцы, налоги?

А сколько было на самом деле золотишка? Теперь никто не скажет, потому что учет драгоценных металлов отсутствовал полностью!