Дмитрий Романовский - Я убил Мэрилин Монро

– Я тоже. Антони, я хочу задать тебе глупый вопрос.

– Задавай. На глупые вопросы отвечать легче, чем на умные.

– Ошибка. Глупые вопросы самые трудные. Антони, какой самый счастливый день был в твоей жизни? – Я это знал. Это было почти четырнадцать лет назад. Мы еще учились в школе. Дешевый мотель, дешевое красное вино. Так же, как и сейчас, горела свеча. Тогда Глория со мной потеряла девственность. Семнадцать лет – противный глупый возраст, когда кипят сумасшедшие страсти, а все остальное, даже секс, уходит на задний план. Теперь Глория ждала ответа. И я ответил:

– Не скажу. – И Глория поняла. Все осталось в прошлом и не повторится. Теперь между нами ничего не может быть кроме банального секса. И он начался: планомерно, ритуально, с интимными диалогами, с перерывами для принятия душа и закончился поздно ночью.

Утром я проснулся рано. Глория тоже. Французский завтрак: кофе, круассоны, вареные яйца, сыр. Бытовой разговор. Глория сказала:

– Антони, ты закончил два года колледжа. Механика. Ты можешь продолжить образование здесь, в Нью-йоркском колледже или в университете.

– Могу, – ответил я без особого энтузиазма. Глория вынула из холодильника бутылку с остатками шампанского, которое мы не допили в прошлый раз, разлила вино по бокалам, – получилось меньше, чем по полбокала. Это было странно: пить шампанское перед уходом на работу. Глория подняла свой бокал.

– Антони, мы видимся с тобой последний раз. – Я не удивился, но посмотрел на нее вопросительно. Она продолжала: – Я получила повторное предложение из Бостона и дала согласие. Я уезжаю.

– Когда?

– На этой неделе я должна сдать свои дела и получить расчет.

– Значит, мы еще можем встретиться. И не один раз.

– На вторник я заказала Вэн для перевозки необходимых вещей, и надо их упаковать. Мне надо обставить свою квартиру в Бостоне. Антони, ты прекрасно понимаешь, что значит переезд в другой город.

– Глория, у тебя уже есть новый адрес в Бостоне?

– Конечно. Ты хочешь писать мне письма? – спросила она, спокойно глядя мне в глаза.

Я молчал. Двенадцать лет назад, когда я уезжал из Филадельфии, я клялся Глории, что буду ей звонить и писать, и при первом удобном случае заберу ее к себе. И я верил своим клятвам. Но я не звонил и не писал. Работа гарда исключает частную жизнь. Личный гард обязан быть готов к исполнению своих обязанностей в любое время дня и ночи. Этому соответствует и оплата.

– Глория, все это очень неожиданно.

– Антони, ты говорил, у тебя есть пишущая машинка, и ты на ней записываешь новые для тебя выражения. – Это было правдой. Я записывал на пишущей машинке названия книг, которые прочел, и некоторые выражения из этих книг.

– Да, из офиса моей синагоги выбросили старую машинку, а я вместо предохранителя поставил в ней жучок, и она у меня работает. Я на ней развлекаюсь.

– Антони, я хочу оставить тебе на память мой компьютер. На нем тоже можно печатать.

– Так же как на печатной машинке? – спросил я.

– Так же, только намного легче и удобней. На нем можно развлекаться, например, раскладывать карточный пасьянс. Ты можешь заказать сейчас такси и отвезти к себе домой компьютер вместе с копировальной машинкой. – Я подумал, что компьютер это, конечно, интересно, но у меня теперь были более серьезные проблемы. Компьютер – дорогой подарок. В ответ я тоже мог что-то ей подарить на прощание. Но это нельзя. Никаких ее вещей не должно оставаться у меня. И никаких моих вещей не должно оставаться у нее. Все должно остаться так, будто мы с ней никогда не встречались. Свидетелей нашего знакомства нет. Вот только ярко накрашенная дама, Эмельда, которую я видел в опере. Но Глория сказала, что это ее театральное знакомство, а значит, ничего обо мне Глория сообщить ей не могла. Я сказал:

– Спасибо, Глория. Но мне нечего особенно печатать. У меня маленькая студия, и компьютер мне негде держать. Ты когда уезжаешь?

– Через неделю. В следующее воскресенье.

– На поезде?

– На машине. Я к ней привыкла, и не хочу ее здесь бросать.

– Ты не хочешь со мной проститься перед отъездом?

– Мы уже прощаемся. Все что можно сказать, уже сказано. – Мы вместе вышли из дома. Глория довела меня до станции метро. Здесь мы коротко поцеловались, и она пошла на работу. У спуска в метро я задержался, глядя ей вслед. В случае, если она оглянется, следовало показать, как трудно мне с ней расставаться. И она оглянулась, прежде чем скрыться из вида, увидела, что я стою и смотрю ей вслед.

В вагоне метро я начал обдумывать ситуацию. Глория знает, кто я. Она едет в Бостон работать в научном филиале военного министерства. Конечно, этот филиал связан с научным центром Кембриджа, который тоже интересуется этой фантастикой-интернетом, которой занимается Глория. Военное министерство, ФБР и полиция. Эти три подонка, как я знаю, терпеть не могут друг друга, но всегда держат между собой тесную связь. Эти три подонка имеют свои компьютеры, а компьютеров становится все больше, информация, заложенная в каждый компьютер увеличивается. Фантастика-интернет, как мне объяснила Глория, может стать подключенной к любому компьютеру, а это означает полную интеграцию информации этих трех подонков. И эта информация может стать доступной Глории через эту фантастику-интернет. Я теперь пользуюсь только поездами, а не самолетами, потому что в аэропортах имена пассажиров закладываются в компьютеры. Очевидно, эта фантастика-интернет для меня опасней компьютеров. Глория – женщина. Она любила меня, и возможно, захочет с помощью фантастики-интернета докопаться до моей первой жизни. И для нее это будет не трудно. Правда, кроме Глории уже никого не интересует мое прошлое. Но у Глории появятся новые знакомства в этом научном центре, и возможно, каждый дурак с помощью нажатия нескольких кнопок на компьютере может из любопытства проследить за исследованиями Глории и узнать всю мою историю. Дорогу до Бостона я знаю хорошо. Маленький «фольксваген». Его ничего не стоит сбить солидной машиной типа импалы где-нибудь за Хартфордом на свободном участке хайвэя. Опыт у меня есть, хотя я мог бы проделать это безо всякого опыта. У меня хорошая реакция. Это уже отметил мой первый босс. Второй мой босс меня уже не испытывал: к тому времени у меня были хорошие рекомендации. Тогда и началась моя карьера. Как и у Джека. Тогда он был только сенатором. Я и раньше слышал о том, что Джек никогда не упускает случая выебать красивую девушку, иногда даже в перерыве рабочего совещания. Мой напарник Ник рассказал мне, что он сам видел, как Джек во время какой-то партии увел девушку в библиотеку, а при выходе оттуда уже на ходу застегивал ширинку брюк. Я и сам несколько раз видел, как в перерывах официальных собраний Джек уводил какую-нибудь девушку в свободную комнату, однако, при выходе оттуда ширинка у него всегда была уже застегнута. В таких случаях я должен был незаметно следить за тем, чтобы какой-нибудь чудак случайно не заглянул в комнату, где Джек ебет девушку. Ник в то время был уже опытным гардом. Он предупредил меня, что я не смогу долго удержаться на своем месте, поскольку боссы не любят, когда их гарды имеют более привлекательную внешность, чем сами боссы. А я был самым молодым из гардов, и внешность моя была что надо. Но я удержался. Джек скоро понял, что я умею держать язык за зубами, умею не видеть того, что не положено видеть и знаю, что нужно боссу даже без приказаний. Он это понял после той знаменитой драки в вестибюле «Куин Бэт», когда я первым ударил кулаком в печень брюнета с косыми бачками, так что тот скрючившись упал на колени. Вокруг было много народу, но я это сделал так быстро, что сперва никто не сообразил, что произошло. Во время начавшейся свалки я быстро примкнул к нескольким уходящим людям и вместе с ними незаметно вышел из вестибюля. Джек был уже в своей машине со своим шофером. Я сел в свою машину. Когда мы подъехали к своей гостинице, я сделал вид, будто ничего не случилось, он тоже промолчал, даже не поблагодарил, но по его взгляду я понял, что он одобрил мои действия, что подтвердилось при выдаче мне очередного чека.