Антон Кротков - Проект: Клон Гитлера

— А-у-ау-ю!!! — только и мог хрипло простонать оживший покойник. И непонятно было, чего в этом возгласе больше: запоздалого раскаяния, проклятий, или страдательной просьбы к святейшему архангелу поднести опохмелиться…

После того как их первый оживлённый основательно пришёл в себя, его потеплей одели и заперли в кладовую, чтобы он своим неожиданным возвращением с того света не перепугал всю округу. Теперь Самойлов стал энергично добиваться созыва учёного совета, чтобы продемонстрировать своим недавним гонителям, так сказать, одушевлённый результат своих научных поисков и тем самым на весь мир посрамить их за ретроградство и недальновидность. Но пока он обивал пороги университетских кабинетов, «подопытный кролик» неожиданно сбежал, выбив стальную оконную решётку деревянной парашей. А уже через несколько часов возле морга появились первые фоторепортёры. В отсутствии Самойлова Майэр запер дверь морга на оба засова и держал осаду, даже боясь подойти к окну, чтобы не быть сфотографированным одним из повсюду установленных на треногах фотоаппаратов. Когда возле морга, наконец, появился сам Пётр Антонович, ему уже пришлось пробираться к месту своей работы через огромную толпу любопытных. Весь город был взбудоражен слухами о тайной лаборатории, где оживляют покойников.

— Вот она, слава, мой дорогой коллега! — грустно констатировал Самойлов, когда они, наконец, встретились с Майэром внутри осаждённой «крепости». — Только боюсь, что вкус у неё будет совсем не сладок… Профессор Гартшмидт сорок минут назад назвал меня шарлатаном от науки, а директор нашей больницы пригрозил судебными разбирательствами за самоуправство. Священный синод уже потребовал от полиции произвести срочное дознание, на каком основании мы тут с вами ставим самостийные эксперименты «с использованием бесовских сил». Есть основание полагать, дорогой мой Александр Эрнестович, что через некоторое время мы вместо заслуженных аплодисментов учёной публики будем слушать байки заключённых и запивать их баландой… Прямо средние века какие-то! Мы им революционное открытие — результат на блюдечке, а они нас за это на костёр! Вы готовы идти за науку на костёр, дорогой мой оруженосец?

Нет Майэр оказался не готов взойти на костёр вместе с другом и единомышленником. Не дожидаясь окончания истории, он этим же вечером сел на венский поезд и покинул страну. Потом были несколько лет мотаний по европейским столицам, работа рассыльным в нотариальной конторе, разносчиком свежего хлеба, даже чистильщиком обуви, пока, наконец, ему не повезло устроиться простым провизором в берлинскую аптеку.

А вскоре после этого произошла знаковая встреча с Гиммлером. Вернее, вначале скромный аптекарь был представлен герою-лётчику недавней войны — Герману Герингу. Того привели к Майэру постоянные клиенты, которым аптекарь-иностранец из-под полы сбывал наркотики. А что поделаешь — со своего скромного жалованья он даже не мог оплачивать съёмную квартиру! Поэтому приходилось заниматься откровенным криминалом и даже шарлатанством, например сбывать через своих людей «суперсоставы для повышения сексуальной потенции». К тому времени Геринг уже был хроническим наркоманом со стажем и очень нуждался в постоянном поставщике качественного «зелья». Майэр стал именно тем человеком, которого недавний ас жаждал иметь в своём окружении.

Геринг был культовой фигурой в послевоенной Германии: последний командир прославленной истребительной авиаэскадры «Рихтгофен», кавалер высшей награды кайзеровской империи — ордена «За военные заслуги», знаменитый воздушный хулиган. Правда, его имидж молодого красавца и героя-атлета сильно подпортила болезненная страсть к наркотикам. Во время подавления «Пивного путча» 1923 года, когда нацисты пытались устроить в Мюнхене военный переворот, некоторые из них были убиты, другие, как, например, сам Гитлер, посажены в тюрьму, а Геринг получил тяжёлое ранение в нижнюю часть живота. Он шёл впереди колонны путчистов со знаменем в руках и одним из первых получил от полицейских две пули. Друзьям удалось вынести истекающего кровью Геринга с поля боя и спрятать его в еврейской семье Баллен (впоследствии члены этой семьи были избавлены от расовой чистки личным приказом Геринга). Затем через верных людей тяжелораненого переправили в Австрию, в госпиталь Инсбрука. В связи с поздним началом серьёзного лечения раны плохо заживали, доставляя молодому человеку невыносимые страдания. Врачам пришлось использовать для обезболивания ударные дозы морфия, которому пациент быстро пристрастился и в дальнейшем постоянно испытывал сильнейшую зависимость от наркотиков.

Когда Майэр впервые увидел знаменитого лётчика, тот уже мало напоминал свои фотопортреты военных лет. Перед ним предстал сильно располневший человек с замедленными вальяжными движениями и пухлым розовощёким лицом. Однажды в качестве благодарности за оказываемые услуги Геринг пригласил своего поставщика «марафета» на сборище членов своей партии, где представил его, в том числе, и Гиммлеру, как «полезного человека по части всяческих снадобий». В то время некогда примерный семьянин и скромник Гиммлер уже имел достаточно возможностей, чтобы без меры вкушать самые изысканные блюда, которые предлагает жизнь человеку с туго набитым кошельком. К его услугам были самые шикарные рестораны и самые дорогие проститутки Берлина, и нужно было иметь просто железный желудок и половой аппетит Казановы, чтобы в полной мере вкушать все доступные наслаждения. Так что впоследствии Гиммлер тоже стал изредка наведываться к полезному аптекарю за специально приготовляемыми для него составами, увеличивающими сексуальную потенцию.

В один из таких визитов Майэр в качестве похвальбы показал Гиммлеру старый номер «Невского времени», где рассказывалось о том самом оживлении и роли, которую в этом деле сыграл скромный служащий морга.

— Вы действительно знаете, как можно вернуть жизнь мёртвому человеку? — очень серьёзно спросил впечатлённый прочитанным Гиммлер, недоверчиво поблёскивая стёклами пенсне.

— Если бы у меня было достаточно денег, то через десять, максимум пятнадцать лет я специально для вас провёл эксперимент с возвращением к жизни замёрзшего человека после двадцати дней комы — это было произнесено с видом грустной шутки и одновременно это был очевидный блеф. Алекс пошёл на него, чтобы произвести впечатление на человека, который мог извлечь его из небытия крайней нужды и отчаяния. И это сработало! Вот только люди, с которыми он затеял опасную игру, никогда ничего не забывали и обязательно в своё время требовали расплаты по старым долгам. Именно об этом думал Алекс Майэр в последние дни августа 1939 года.