Руслан Белов - Бег в золотом тумане

Однажды поднимались мы с Виталиком Капуновым из города на Кумарх и припозднились. Бензовоз, на котором мы ехали, сломался, и мы решили заночевать в Кальтуче. А там — праздник на всю катушку! Главная бухгалтерша сына женила. Нас не пригласили, потому что мы в ту пору были простыми техниками. Улеглись мы с Виталиком в спальные мешки прямо на полу, в недостроенном общежитии. Он сразу уснул, а я ещё долго о сыне и жене вспоминал. Вдруг дверь комнаты медленно открывается и на пороге, возникает трое пьяненьких, разнокалиберных, но всё-таки — женщин. Стоят, пальцами на нас тычут, переговариваются, ржут, как кони, определяются — с кого первого начать. Ну, и выбрали они, естественно, дробного Виталика. Схватились за низ спального мешка и утащили в неизвестность…

Я, конечно, расстроился. Уже не до сна! Беспокоюсь за жизнь друга и свою тоже. И вот, когда уже почти всё терпение кончилось, и я хотел идти искать товарища, дверь опять открывается, и на пороге, как на подиуме — опять эти бабы! Стоят, качаются, взгляд на мне фокусируют.

"Все! — думаю. — Стерли Виталика до лопаток! Мой час настал!"

Когда глаза их, наконец, привыкли к темноте, они двинулись ко мне.

Схватили, тащат, повизгивают от предвкушения наслаждений и непристойностями себя будоражат. Готовят себя к очередному кайфу…

Особенно изощрялась белобрысая. Худая, как маркшейдерская рейка, кирпичом в нее не попадешь, не то, что мужским достоинством! Я каким-то чудом панику преодолел, изловчился, выбросил руки назад и успел зацепиться за трубу парового отопления. Они пыхтят, как паровозы, падают на меня поочередно, а я извиваюсь, ногой пытаюсь в их наглые морды попасть…

Но когда одна из баб, в три обхвата, на меня упала, моей Свободе пришёл конец! Придавив меня коленками, они оторвали мои руки от трубы, засунули их в мешок, застегнули его на молнию и потащили дальше! Сначала по полу, потом по камням.

Когда мешок расстегнули, я огляделся и понял, что нахожусь в кернохранилище. Вынули они меня, положили на тряпьё, между высокими, под три метра, стопками ящиков с керном. Рейка бутылку откуда-то достала, налила стакан водки, и вылила мне в горло. А жиртрест задрала юбку, села на меня без нижнего белья чуть ниже живота и начала ёрзать. Я лежу, как столб. А она мне говорит:

— Суслик! Ну что ты капризничаешь? Давай сам, а то Ленка, тростиночка наша, ленточкой яички твои перевяжет…

И, продолжая двигаться, ждёт, когда я, наконец, пойму безысходность своего положения. Центнер на мне трепещет, тощая за ноги держит и приговаривает: "Давай, милый, давай".

Делать нечего! Стал я ей подыгрывать тазом… Она расцвела, глаза прикрыла:

"Хорошо, миленький, хорошо", — говорит. А я ногами в стопку ящиков уперся и, в такт ее движениям, стал их раскачивать. Когда с меня начали стаскивать нижнюю часть туалета, я толкнул посильнее эту шаткую стопку, она накренилась и с грохотом на нас повалилась. Ящики с керном — полтора на метр, весом килограммов пятьдесят-шестьдесят каждый! Хватило на всех! Но я в позиции снизу был. Переждал канонаду, как в блиндаже под этой теткой. Контузило совсем немного…

Вылез из-под завала, смотрю, а третья-то — ничего девочка! Сидит — ладненькая такая, с ямочками на щеках, — и улыбается. Пьяно чуть-чуть, но в самый раз, Узнал ее сразу. Из какого-то текстильного городка в бухгалтерию нашу приехала.

Тут под ящиками Центнер с Рейкой застонали, но не от боли, это я сразу определил, а от досады. Я поправил ящики, чтобы они не скоро вылезли, отряхнулся от пыли, взял девушку за руку и пошел с ней на пленэр…

А там, я скажу вам, такая красота! Гости все уже по углам расползлись, тишина кругом природная, сверчками шитая. Речка трудится, шелестит на перекате, луна вылупилась огромная, нами любуется. А девица повисла на мне, прожгла грудь горячими сосками, впилась в губы. Упал я навзничь в густую люцерну, в саду персиковом для баранов Вашуровских саженую, треснулся затылком о землю, и забыл совсем и о супруге, и о сыне семимесячном, и о вчерашнем своем разговоре с друзьями о верности семейной…

Утром пошел Виталика искать. Нашел в беседке чайной на берегу Кафирнигана. Он сидел в углу пьяненький, глаза прятал. Бледный весь, в засосах с головы до ног. С тех пор женщин сторонится. Всех и категорически.

А начальник партии потом посмеялся надо мной, налил стакан водки и приказал выдать новый мешок… Меховой. Так что ты, Леха, готовься. На мясо, главное, налегай! Наверняка Фатима придет к тебе под утро. Задабривать…

— Пусть приходит, — бодро ответил Суворов под общий смех.

— Разберемся!

— Врет он все… — усмехнулся Житник. — Про персиковый сад и люцерну. Мне Сосунок рассказывал по-другому. Это он с молодкой в клевере валялся. А Черный всю ночь подушку обнимал и так надолго расстроился, что Виталик целую неделю посылал буровиков на него поглядеть. "Если хотите увидеть, что такое Черная зависть, идите к Чернову и спросите, правда ли, что новенькая бухгалтерша умеет заниматься любовью?" — говорил он им, десятый раз, рассказывая о своих кальтучских похождениях.

— Ты прав, Юрий! — великодушно улыбнулся я в ответ. — Я кое-что прибавил, каюсь. Голая правда сильно отличается от голой женщины… Особенно в привлекательности!

— Заливать ты мастак! — сказал Лешка, усаживаясь удобнее. — И не стыдно тебе перед Лейлой?

— Нет, не стыдно, — ответил я. — Все эти сказки из другой жизни. Очень и очень древней жизни… А Лейлу сравнивать я ни с кем не буду! Она единственная, кто мне сегодня дорог больше жизни!

А в это время Абдурахманов сидел в скалах прямо над лагерем обидчиков и пересчитывал людей Кивелиди.

— Раз, два, три, четыре… — считал он вслух. — Семь мужчин, четыре женщины и ни одного автомата… Даже не интересно…

— Есть у них автоматы под спальными мешками, есть! — убежденно прошептал Хирург, лежавший справа от Тимура.

— Надо этих хапуг прямо отсюда мочить! Подходить опасно…

— Но тогда вам придется отжевать друг другу уши… — усмехнулся Абдурахманов.

— А я совсем не этого хочу… Я хочу увидеть, как они умирают, хочу смотреть им в глаза вот как тебе сейчас!

И посмотрел на Хирурга так, что тот моментально съежился и подался в сторону.

— Тогда, командир, давай, я обойду их справа, — предложил Сафар, только что отдышавшийся от бега по горам. — Подползу по ручью и залягу рядом… А Хирург, пусть заходит слева. Тебе, наверное, не все нужны живыми. Покажи, кого сразу шлёпнуть можно. Для паники их сразу кончим…

— Мне нужен, вон, тот красавец с греческим носом, — показал Абдурахманов на Кивелиди.

— Еще Чернов, он в клетчатой рубашке. И баба его… Остальных убивайте.

— Давай, ту, стройненькую русачку, тоже пока оставим? — сально улыбаясь, попросил Сафар.