Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

Они вышли во дворик старинного особняка, обнесенный черной металлической оградой. Промозглый ветер нес мокрую снежную пыль, секущую темными косыми линиями желтый свет фонарей. Выйдя через массивные кованые ворота на бульвар, они остановились, поджидая такси.

– А ты слышал, – вкрадчиво сказала Лида, – что нельзя дважды войти в одну и ту же воду?

– Конечно, нельзя, – засмеялся Перелыгин, семафоря вытянутой рукой. – Та вода уже далеко.

✓ Совет Министров СССР принял решение внести от имени советской стороны предложения по расширению гласности в деятельности СЭВ.

✓ В Западной Сибири открыто новое месторождение нефти, названное Узбекским.

✓ Вступила в строй первая очередь Транскавказской автомагистрали. Открыто движение по участку, соединившему Грузию с Северной Осетией.

✓ Нападение на армян в селе Ходжалы. Первое применение огнестрельного оружия в армяно-азербайджанском конфликте.

✓ Открылось судебное заседание по делу о защите чести и достоинства И. Сталина, предъявленного А. Адамовичу И. Шеховцовым.

✓ В Литовской Академии наук завершена работа над проектом новой Конституции Литвы.

✓ В Москве открылся Дом-музей русского певца Ф.И. Шаляпина.

✓ Совершил первый полет новый широкофюзеляжный пассажирский самолет Ил-96-300, разработанный в ОКБ им. Ильюшина. Самолет предназначен для перевозки 300 пассажиров по маршрутам протяженностью от 9 до 11 тыс. км без промежуточных посадок.

✓ Из Политбюро выведены АЛ. Громыко и М.С. Соломенцев, из кандидатов в члены Политбюро – П.Н. Демичев и В.И. Долгих.

Лайнер, пробив густые облака, вырвался из январской московской оттепели. Внизу ветер носил в воздухе мокрый снег, под ногами чавкала грязная каша, над городом висела серая мгла, перемешанная с выхлопными газами бесконечных автомобильных потоков; здесь за бортом сияло солнце, приветливо улыбались стройные стюардессы, пассажиры устраивались перед шестичасовым полетом. Обратно они летели без посадки на Ил-62.

Рощин сидел хмурый и мрачный, под стать московской погоде. Не удалось отыскать даже намека на щелку, в которую можно было сунуть Унакан.

Один из бывших друзей его отца, человек известный в геологии, Герой Труда, к которому Рощин ездил после Остаповского, выругался: «Не делай из меня на старости лет посмешище, Артем! Скоро будете без разведки копать. И не смотри на меня как на безумца! – крикнул он с горечью. – Будете! И не думай, что я сумасшедший. Сумасшедший – вон. – Он ткнул пальцем в выступающего по телевизору Горбачева. – Вот-вот просрет страну, а ты про Унакан. Подал бумаги – и ладно, жди! Ему, – добавил, снова махнув рукой в телевизор, – на ваше золото – тьфу, он золотой запас страны, как с цыганами за ночь, прогусарил, миллиарды в прорву швыряет».

Рощин злился и на Перелыгина, с которым увиделся только в аэропорту.

– Наша миссия провалилась, – хмуро сказал он. – Не пойму, с чего у тебя такое хорошее настроение, это та, что провожала, так постаралась, кстати, кто она?

Перелыгину совсем не хотелось трепаться о Лиде, и он уклончиво пробурчал:

– Так, одна знакомая.

– Я видел, что одна, – хмыкнул Рощин, – лучше бы их было две.

– Статьи я передал, – сменил тему Перелыгин, – но по запасам информация закрытая, дело почти дохлое. Обещали прощупать обстановку, если чужака напечатать побоятся, могут своего прислать.

В Москве Перелыгин острее почувствовал тревожную неустойчивость времени. В такой обстановке тратить шесть-семь лет на разведку – утопия. Может, правда, стоит повременить. Сорок лет не доходили руки, ну и пусть не доходят, пока жизнь как-нибудь устаканится. Это золото лежало в земле тысячи лет и еще полежит, видно, судьба у него такая.

«Неужели, – думал он, – Сороковов не понимает? А если понимает?! – От этой простой мысли он закрыл глаза, будто они могли выдать его. – Конечно же, понимает! Не может не понимать! Как же я раньше не сообразил. Конечно, понимает, маскируясь конференциями, письмами, разговорами, а на фабрику везут руду. Значит, все решено, а они – обыкновенные марионетки». Перелыгин скосил глаза на Рощина:

– Что дальше собираешься делать?

– Да пошли они! – выругался Рощин. Он выглядел расстроенным, потерял лоск и уверенность, с которыми летел в Москву. – Жаль! Очень место перспективное. – Рощин цокнул языком. – Хотя наколбасил вокруг наш брат геолог, мама не горюй, – отец еще рассказывал. Там разведка нужна основательная. Золотоносные зоны там, возможно, пересекаются. Можно черт знает на что наткнуться. – Он с тоской посмотрел на Перелыгина и отвернулся к окну, но, вероятно, какая-то мысль ему не давала покоя, и он снова обратился к Егору. – Хочешь, скажу, что будет? – Рощин криво улыбнулся. – Я пойду начальником партии и раздолбаю этот Унакан к ядрене фене. Хоть что-то!

– Забавно. – Перелыгин почувствовал, что это не просто вырвавшиеся в запале слова – они обдуманы, Рощин тоже ведет свою игру. – А награды, слава, заголовки в газетах, интервью? – с простецкой наивностью сказал Перелыгин. Ему опять хотелось разозлить Рощина. – Впрочем… – Он ухмыльнулся. – Геростратова слава тоже слава.

– Знаешь что! – Рощин хлопнул рукой по подлокотнику кресла, сжав губы, несколько секунд метался взглядом по лицу Перелыгина, подбирая нужные слова. – Хоть бы и так, – прошипел он, – и вообще, иди ты!

Демонстративно опустил спинку кресла, отвернулся к окну, сложил руки на груди и закрыл глаза.

Через несколько дней Перелыгина срочно вызвали в редакцию.

Нина Семеновна защебетала в трубку:

– Собирайся на «ковер». Гостиницу заказать, как обычно?

– Что стряслось? – попытался выяснить Перелыгин.

– Не знаю, Егорушка, не знаю, взъелся шеф за что-то, очень зол.

В порту Перелыгин плюхнулся в такси и поехал в гостиницу «Лена». Шеф выражал недовольство, что собкоры предпочитают ее обкомовской, где условия лучше, но все селились в беспокойной «Лене» – хотелось шума, суеты, встреч в битком набитом по вечерам ресторане.

Дежурная, выписывая данные из его удостоверения, улыбнулась в окошко:

– Читаем, читаем… – И отправила в новый корпус, где номера были лучше.

В номере Перелыгин распаковал сумку, сунул в пакет пару копченых муксунов – для пива с мужиками, отдельно чира – для Нины Семеновны. Принял душ, поменял свитерок на рубашку, повязал галстук. Издательство располагалось поблизости, и он решил пройтись пешком.

Шел, готовясь к неприятному разговору, подозревая, что неожиданный вызов связан с Сорокововым. Неприятные разговоры с начальством считались частью профессии: редакторам иногда начинает казаться, что кто-то все делает не так, тем более если этот кто-то на расстоянии двух часовых поясов.