Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

– Не только я там был, – мрачно откликнулся Перелыгин. – Перед остальными покаяться не хочешь?

– Мне хватит и того, что ты знаешь, им это необязательно, даже вредно. К тому же десять лет прошло, к чему прошлое ворошить.

– А мне это зачем? – Перелыгин понял, что Градов чего-то недоговаривает и не ради покаяния решил разворошить прошлое. – Если ты мне такую страшную штуку доверил, – он ребром ладони провел по столу, – даю голову на отсечение, ты сказал не все, останавливаться поздно, давай выкладывай.

– Всего тебе знать не нужно, со временем поймешь. – Градов посмотрел тяжелым продолжительным взглядом. – Дотошный ты… – Он покивал головой, соглашаясь со своими словами. – Ну, да ладно, тебе это ничем не грозит – ни имен, ни фамилий все одно не знаешь. Еще один разговор на ту же тему состоялся, только серьезнее. Десять лет они молчали, а тут зашевелились – видно, время пришло. О деталях не спрашивай, не скажу, но знай – послал я их.

Плетенный из ивняка торшер горел за спиной Градова, отбрасывая от него большую черную тень на стену. Глядя на нее, Градов вслушивался в повисшую тишину, будто хотел узнать, не говорит ли, что этот большой темный человек на стене, вышедший из приоткрывшихся ворот недосягаемой вечности. Но человек молчал, безразлично дожидался чего-то. Под этим гнетущим молчанием прошлое уже не представлялась ему удачливой чередой лет, достойной для примера. «Желаешь себя на авось поставить?» – говорил когда-то старик Кашин, пострадавший из-за своей «золотой лихорадки». Ему удавалось избегать разных «авось», он научился ходить по золоту, не прикасаясь к нему. И вот – случилось. А черный человек на стене гнал его дальше в прошлое, он шел по нему в связке с другими людьми, объединенный общим делом, шел до той неожиданной встречи. Сейчас она представлялась ему водоразделом. Воспоминания после нее рождали горькую тоску и отвращение к себе. Он, Градов, деляга, весельчак и кутила, никогда не прятался за спинами, не подставлял друзей, и вот ему пришлось сделать и одно, и другое. Он впустил в себя зверя, который теперь поедал его, прячась в черной тени на стене.

Перелыгин подавленно молчал, с удивлением чувствуя, что его отношение к Градову никак не изменилось, он, оказывается, может терпимо относиться даже к таким человеческим слабостям. Главное, была открыта правда.

– Уезжай, – тихо сказал Перелыгин, – забирай Тамару и уезжай. Ты должен уйти из отрасли, перестать быть им интересным.

– Если бы все было так просто… – Градов покрутил головой. – От Тамары мне теперь лучше держаться подальше, такая вот, Егор, хреновина получается. Захотел счастья, да не заслужил. Не могу ее в свои дела впутывать, не оставят меня, а значит, не опора я ей.

– Какого черта понадобилось совать голову в эту петлю?! – Перелыгин разозлился на Градова, восстанавливая в памяти детали того злосчастного полета, вспоминая заполнившую его в те дни пьянящую благодать. А рядом таилась беда. – Дорисковался! – Ему хотелось побольнее задеть Градова. – Почувствовал себя сверхчеловеком, авантюрист несчастный?!

– Да, – помолчав, сказал Градов, – тогда мне показалось, был миг, когда я до самого предела почувствовал вкус жизни, но все имеет обратную сторону, за все надо платить. – Градов мрачно усмехнулся, внезапная вспышка того памятного состояния угасла, и он всем своим видом опять внушал покорность судьбе. – Помнишь, я говорил: золото добывать – могилу копать. Настоящие мужики, герои-одиночки, северное братство, воля, доверие, поддержка, тихий свет души и все такое прочее – закончилось. Ты застал краешек уплывающей льдины, и она скоро растает – не удержишься. Но радуйся! Другие не узнают и этого.

– Хочешь сказать, пора убираться? – Перелыгин подумал, что все-таки между ними существует внутренняя связь, и он не может возненавидеть Градова, даже если тот и заслуживает.

– Все, что надо, ты узнал и увидел. – Градов дружелюбно улыбнулся своей обычной обаятельной улыбкой, освобождаясь от наваждения тяжелого разговора, разлил по фужерам коньяк. – Давай перешагнем через то, что было, и поглядим, что будет. – Он щелкнул выключателем, загорелась люстра, черная тень на стене исчезла. – Отдадимся во власть Бахуса, посмотрим на мир его глазами, двинем в очищающую душу и тело баню – Седой из нас дурь-то вышибет.

Они разделись до трусов и нырнули в колючий мрак январской ночи, с криком кинулись по снегу на свет окошка, горевшего под россыпями звезд в черном низком небе.

✓ Б. Ельцин выступил в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ.

✓ В Москве открыт первый инновационный коммерческий банк. Его учредителями стали Институт народного хозяйства им. Г. Плеханова, кредитно-финансовый НИИ банков СССР и Всесоюзный центр МЖК при ЦК ВЛКСМ.

✓ В Харькове прошел митинг группы «Ноябрь» под лозунгом «Вся власть многопартийным советам!».

✓ Состоялась первая пресс-конференция Б.И. Ельцина с заявкой на выборы.

✓ В районе Сургута открыто новое нефтяное месторождение, названное Западно-Асомкинским. Первая скважина дает около 100 тонн сырья в сутки.

✓ Орбитальный корабль «Буран», выполнив полет по орбите вокруг Земли, приземлился на посадочную полосу космодрома Байконур.

✓ На частной квартире открыта Московская независимая общественная библиотека.

✓ Принята Декларация о суверенитете Эстонии, верховенства законов Эстонии над союзными.

✓ Начались армянские погромы в Азербайджане, положившие начало исхода беженцев из Азербайджана и Армении.

✓ На керченском заводе «Залив» им. Б. Бутомы завершены швартовые испытания 1-го советского атомного лихтеровоза «Севморпуть ».

✓ Подписан протокол о продлении до 31 декабря 1990 г. соглашения между правительствами СССР и США о поставках зерна.

✓ Прекращено глушение радиостанций «Свобода » и «Свободная Европа » в СССР.

– Надо было тебя завтра вывозить, – констатировал Громов, разглядывая Перелыгина, мрачно сидевшего на двух канистрах с пивом, оставленных в отделе перевозок.

– Может, и завозить не стоило, – пробурчал Перелыгин, берясь за канистры.

– Да брось ты их, Кальян притащит, тебя самого нести впору. – Громов подхватил перелыгинскую сумку. – Двигай, – приказал он, направившись на летное поле, – будем тебя лечить.

– В сумке харч какой-то, – промямлил Перелыгин.

– То-то я чую, будто в ней лось. – Громов, крякнув, забросил сумку на плечо. – Кофе, кстати, готов и коньячок, как положено. Долететь не успеем, будешь огурцом. Похмелье, брат, дело тонкое, уж ты мне поверь.