Татьяна Зингер - Нечего бояться

Я, глубоко вздохнув, убрала руку с ножом за спину. Затем щелкнула замком.

-- Успокойтесь, -- попросила, распахивая дверь.

Глупо было ожидать, что нападающий решит уладить дело миром. Его щеки пылали, ноздри раздувались. Он пах потом и гневом. Мутило. И всё же я сумела воспользоваться секундным замешательством и юркнуть между стеной и его боком обратно в комнату.

Ночной гость развернулся и схватил меня за плечо. Рука с зажатым в ней консервным ножом взметнулась вперед, кончик ударил в шею. Мужчина заорал. Вначале он отвесил мне оплеуху, от которой я отлетела к кровати, после схватился за оцарапанную кожу и пошатнулся. В третий миг он запнулся ногой за один из десятков проводов и, взмахнув руками, начал заваливаться. Секунда растянулась на вечность, и я отчетливо видела, как губы искривляются в ругательстве, как пальцы пытаются нашарить опору и как, наконец, голова ударяется об угол стола. Омерзительный хруст позвонков прервал тишину. Мужчина упал.

В мертвых глазах затаилась обида. Неглубокий рваный порез на шее, из которого сочилось алое, казался таким нелепым, незначительным. Разве люди гибнут от царапины? Не сразу увидела рану на виске; кровь из той медленно расплылась по полу.

Как врач, я была обязана осмотреть человека, чтобы убедиться в смерти. Вместо того я позорно сбежала, схватив куртку и надев сапоги, но в ночнушке, забыв об остальной одежде.

Следовало что-то предпринять, да только перед глазами плыл туман.

"Ник", -- последняя мысль, за которую уцепилась я, когда неслась подальше от дома.

Очнулась я на проходной. Охранников не было, лишь подмигивали алыми огоньками турникеты. Перелезла через один, пыхтя и боясь любого шума. Но завод точно вымер. Конечно, я подозревала, что люди трудятся не в вестибюле главного здания. А где? Цеха наверняка дальше, но никаких указателей нет.

Долго бродила по пустынным коридорам. Со стен взирали люди с плакатов. "Трудись!", "Повышай норму!", "Ты необходим Единству!" - требовали они и сверлили спину ледяными взглядами. Они знали, от чего я бегу, и не одобряли этого. Они не одобряли ничего, кроме труда...

Я бы заблудилась в лабиринте из едва освещенных помещений, если бы не столкнулась с худеньким низкорослым парнишкой. Тот, вынырнув из-за очередного поворота, испугался больше моего, отпрянул. Я схватила его за рукав и взвыла:

-- Приведите Ника!

-- Ника? -- переспросил он. -- Какого именно?

Но я мотала распущенными волосами и твердила имя. Парнишка пообещал сделать всё возможное и, приказав оставаться на месте, ушел вдаль. Гулкий стук его шагов отдавался даже тогда, когда он завернул, думаю, в сотый коридор.

Не представляю, как парень справился, но следующим человеком, который тормошил мое плечо и требовал объясниться, был именно мой Ник.

-- Ларка! Ну же. Что с тобой произошло?!

Он вытянул меня под тусклую лампу и покрутил, осмотрел, ощупал. Всю, начиная от волос и заканчивая голыми ногами. Я поежилась от того, какие холодные у Ника пальцы, и сказала, стуча зубами:

-- Не со мной.

-- А с кем? -- Ник напрягся.

-- Я убила человека.

-- Мы говорили об этом сотню раз, -- он потер переносицу. -- Ты не виновата в смерти Вея. Хватит, Ларка. Я устал убеждать тебя в обратном. То ты неделю пялишься в потолок, то прибегаешь сюда посреди ночи в сорочке. Я очень волнуюсь, только чем могу помочь?!

Тогда я рассказала всё, что запомнила. Точнее - вывалила кусками, повторяясь, заикаясь и всхлипывая. Ник менялся в лице: от негодования, когда чужак проник в дом, до неверия при словах о падении. Раз пять переспросил, уверена ли я в гибели нападающего. Как иначе, когда перед глазами стоит его бледное лицо?

-- Так, идем за мной, -- решился Ник и повел меня сквозь череду одинаковых проходов и дверей.

Остановился он невдалеке от цехов. Станков не было видно, но грозный монотонный шум отдавался о пол и стены, барабанил по вискам. Я аж взбодрилась, хоть и ненадолго. Ник впихнул меня в раздевалку. Рядами выстроились запертые и распахнутые шкафчики. Воздух пах сыростью; где-то невдалеке отчетливо капала вода. Пол выкрасился в черно-коричневый -- от грязи, оставляемой обувью. Когда тут в последний раз убирались? Перед первой эпидемией, пока город ещё функционировал?

Множество ботинок с комбинезонами лежали на скамейках или были перекинуты через дверцы шкафчиков. Чувствовалось в их пыльной серости что-то неживое. Вполне возможно, их хозяева уже никогда не вернутся за одеждой...

Я сглотнула ком и чуть не зарыдала.

-- Сиди тут, -- Ник говорил четко и громко, словно знал, что в моих ушах туман. -- Никуда не уходи.

-- Ладно, -- я безропотно сложила ладони на коленях, уставилась в пол.

Он выдохнул со стоном. Казалось, прошла буквально секунда, я только опустила ресницы, как вновь раздался голос Ника:

-- Ларка, Марк посторожит тебя, пока я разберусь со случившимся. Поняла?

Какой Марк? Пришлось разлепить точно налитые свинцом веки. Передо мной оказался низкорослый полный мужчина с проплешиной в рыжих волосах и большой родинкой на носу. Ему не стоялось спокойно: он засовывал руки в карманы, дергал пуговицу, ежесекундно менял позу. В другое бы время я хихикнула над его видом, но теперь лишь тихонько поприветствовала.

-- Вали, приятель, -- Марк говорил, растягивая гласные, но в тоне звучал приказ. -- Я за ней присмотрю.

Голос его был хрусткий, как снег, не сочетающийся с образом и поведением.

Друг, кивнув, скрылся за дверью. Я помассировала виски и хотела вернуться в полудрему, но Марк рявкнул:

-- Эй, просыпайся! Спать будешь дома, в постели.

-- Кто вы такой?

Говорить приходилось громко, чтобы заглушить гул машин.

-- Рабочий, -- пожал плечами. -- Или за тобой могут присматривать лишь особые персоны?

-- Я не нуждаюсь в присмотре, - вяло огрызнулась я.

-- А тебя никто не спрашивает. О! - Марк заметил торчащую из кармана куртки ленту, вытянул её и покрутил в узловатых пальцах. -- Ты за Освобождение?

-- Я за Ника, -- выдернула ленту. -- И за тех, кого поддерживает он.

-- Значит, мы все в одной связке, чего ругаешься? -- кажется, Марк обиделся. -- А-а-а, ты тот самый медик, которого оберегает Ник? Лара, да?

Я спрятала скомканную ленту и поплотнее укуталась в куртку. По голым ногам гулял сквозняк.

-- Ларка, -- прикрыла ладонями лицо. -- Но я больше не веду врачебную деятельность.

-- Сдалась? -- Марк озадаченно крякнул. -- По словам Ника ты железобетонная.

Если бы. Я была готова ко многому, но к смертям детей -- никогда. И неважно, из-за чего погиб Вей, какова в том доля моей вины или чьей-то ещё. А тот мужчина? Да, его намерения были гадкими, но разве он заслужил эту нелепую смерть?

Я обхватила горло, чтобы остановить тошноту, и повторила вслух: