Игорь Бестужев-Лада - Отвага

— Сколько времени понадобится Жаркову?

— Не знаю. — Завгар пожал плечами, сказал простуженным басом: — Всяко возможно… Если не застрянут, то часов восемь.

— Когда Жарков выехал из гаража?

Какое-то время в кабинете стояла тишина. Нахохлившись, неподвижно сидел на стуле завгар. Видно было, как он сглотнул слюну, сказал вяло:

— Да уж часов тринадцать…

От этих слов все зашевелились, кто-то крякнул с досады, а главный инженер пробасил возмущенно:

— Тринадцать… Когда до базы каких-то восемьдесят километров. Неужели застряли?

— Да нет. Быть этого не может. Жарков не первый год за рулем, да и ЗИЛ его, что вездеход, по снегу прет.

— Надежная машина, — добавил кто-то.

— А может, мы зря волнуемся? Может, он еще грузится? — донеслось из дальнего конца кабинета. Ведь на базе нужную вещь найти, так это…

— Трубы — не иголка в стоге сена! — взвился начальник отдела снабжения. — И искать их нечего. Другое дело — погрузка…

— Ну что ж, будем ждать. — Мартынов медленно снял меховые рукавицы, достал из кармана полушубка папиросы, закурил. Задержка Жаркова уже начала беспокоить его — хоть снимай с трубопровода бульдозер. Но сейчас об этом не могло быть и речи. Буквально каждый трактор на счету. — Прошу докладывать, как идут работы на водоводе. Давай ты первым, Виктор Евгеньевич.

Главный инженер устало поднялся со стула, тыльной стороной ладони протер воспаленные глаза.

— Чего докладывать… Люди от усталости и холода с ног валятся. — Яшунин помолчал. — Но это полбеды. Были бы трубы, а их нет… Нет! Где Жарков ваш?! Неужели, чтобы пройти полторы сотни километров, тринадцать часов требуется?!

Мартынов внимательно посмотрел на Яшунина, тихо спросил:

— Как подстанция?

— Плохо. Нагрузка большая, дизели едва тянут. Если пойдут вразнос, тогда все полетит к чертовой матери.

Главный встал, засунул руки в карманы, начал нервно вышагивать по кабинету.

— Трубы. Трубы нужны, Михалыч! Без них — каюк. — Он подошел к окну, за которым угасал короткий северный день, дрожащей рукой достал помятую пачку «Беломора», щелчком выбил папиросу, размял ее и, не закурив, бросил на подоконник. — Поселок сейчас на грани катастрофы.

В кабинете было слышно, как завывает ветер за окном. Мартынов поднял тяжелый взгляд от стола, сказал сквозь зубы:

— Не надо вдаваться в панику, товарищ главный инженер. — Он повернулся к врачу: — Обмороженные есть?

Главврач поселковой больницы, немолодая уже женщина, откинула со лба прядь седых волос.

— Есть — это не то слово. Каждый третий, кто работает сейчас на трассе трубопровода, обморожен.

— Почему не отправляете в медпункт?

— А вы сами, товарищ Мартынов, попробуйте их отправить. По-хорошему просишь — отшучиваются, а когда давить начинаешь — такое в ответ слышишь…

Когда все разошлись, Мартынов снова принялся тереть грудь: болело сердце. В который раз он пытался осмыслить случившееся, но всякий раз мысли путались, набегали одна на другую, уходило что-то главное. Вроде бы не было ни одной ошибки, и все же…

Такой зимы, как выпала в этом году, не упомнят даже старожилы. В начале октября подсыпало снежку, и сразу ударили морозы. Свирепея день ото дня, стужа сжимала и без того вымороженное русло ручья Профсоюзного, из которого качал воду поселок. Но подумали об этом только в эту роковую ночь на двадцатое декабря. Почему не подумали раньше? Потому что, по всем расчетам, ручей не должен был перемерзать. Сколько лет живут люди у ручья, и всегда в нем была вода. Но вот случилось непредвиденное, и сразу лопнул главный трубопровод, а вслед за ним полопались радиаторы в общежитиях. Можно было бы спасаться печками. Можно бы, но не предусмотрены печки в типовых общежитиях. И в самом деле, зачем печки, когда хватает паровых котлов и электроэнергии?!

Мартынов поежился, и в который раз посмотрел на телефонную трубку. Была бы связь с перевалочной базой, все было бы гораздо проще, а так… Он снова с беспокойством подумал о жарковской машине: тринадцать часов назад вышла на базу — и как в воду канула.

Неровным мерцающим светом замигала подвешенная к потолку лампочка: похоже было, что люди в домах отогревались электроплитками и самодельными «козлами». Слабенькая подстанция едва тащила на себе весь этот груз.

Мартынов тяжело поднялся со стула, негнущимися пальцами застегнул крючки воротника, вышел на крыльцо.

Отсюда, с небольшой возвышенности, на которой удобно разместился бревенчатый корпус управления стройки, в ясный погожий день хорошо просматривался весь поселок. Сейчас же, в сгустившихся сумерках, смешанных с морозной дымкой, едва различались силуэты ближайших домов. Уличные фонари не горели, и только светились редкие огоньки в окнах. Мартынов с тревогой посмотрел на громоздкое здание котельной, с высокой трубы которой, прибитый ветром, падал на снег иссиня-черный дым. Где-то у самой земли его подхватывала колючая поземка и гнала к застывшему руслу реки, к прибрежным гольцам.

У костров, которые сплошной лентой вытянулись вдоль трубопровода, копошились люди. Разрывая темноту яркими сполохами, гудела электросварка, надрывно урчали бульдозеры, растаскивая по трассе трубы, утеплитель, доски для короба, только что срубленные лесины, идущие на дрова.

По дороге, рассекая слепящими фарами надвигающуюся темноту, пронеслась единственная на все Красногорье водовозка. Она лихо развернулась и притормозила у котельной. Из кабины выскочил шофер, ударил ногой в дверь кочегарки. В проеме показались два кочегара с гофрированным шлангом в руках, начали натягивать его на наконечник сливной трубки. Мартынов растер онемевшие щеки и, уткнув подбородок в теплый воротник, подошел к машине. Увидев начальника строительства, шофер водовозки Сенька Ежиков подмигнул ему, похлопал толстой рукавицей по обледеневшей бочке.

— А кто-то, Михаил Михалыч, говорил, что моего коня списывать надо…

Мартынов, с первого дня запомнивший этого никогда не унывавшего парня в матросском бушлате, который прибыл на стройку по комсомольской путевке, улыбнулся в темноту. Когда Ежикову предложили сесть на водовозку, он сначала онемел, потом, рванув на себя дверь кабинета начальника строительства, влетел в заполненную людьми прокуренную комнату, где шла планерка, завопил: «Это меня?.. Старшину второй статьи орденоносного Тихоокеанского флота — на водовозку?!» На какое-то мгновение в кабинете стало тихо, и вдруг гомерический хохот потряс дощатые стены времянки. Смеялись долго, и только когда прорабы и бригадиры отерли слезы, Гена Лободов спросил: «Топор держать в руках можешь?» Ежиков прищурился, опасаясь подвоха, но все же сказал: «Матросы все могут». — «Ну и хорошо — беру тебя в бригаду плотником второго разряда».