Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта

Между тем фон Ортель увлеченно продолжал:

— Вылетаем несколькими группами. Людей готовим в специальной школе в Копенгагене. Вам придется туда же отправиться недели на две, чтобы подучиться кое-чему.

— Что же, — твердо сказал Кузнецов, — я согласен. Если вы во мне уверены, можете считать, что с сегодняшнего дня я нахожусь в вашем распоряжении.

Фон Ортель с силой ударил кулаком по столу:

— Вот это мужской разговор, Пауль! Разумеется, я в вас уверен!

В отряд Кузнецов вернулся возбужденный до предела. Не вошел, а буквально ворвался в командирский «чум»:

— Вы только подумайте, что задумали эти выродки! Убить руководителей антигитлеровской коалиции!

— Спокойнее, спокойнее, Николай Иванович! — встретил его Медведев. — Постарайтесь доложить по порядку, что вам удалось выяснить…

Как ни заманчива была идея уничтожения фашистского убийцы, в штабе приказали не трогать фон Ортеля и пальцем. Более того, Кузнецову поручили следить, чтобы с ним, упаси боже, не случилось какой-нибудь неприятности…

Фон Ортель был единственной ниточкой к заговору. Если ниточка оборвется — ищи потом ветра в поле. Нужно было войти в полное доверие к Ортелю, точно узнать, кто кроме него и Скорцени готовится к поездке, выведать приметы этих людей, адреса в Тегеране, наконец, план покушения.

— Вы можете достать фотографию фон Ортеля? — спросил Медведев.

Кузнецов задумался и с сожалением покачал головой:

— Боюсь, что сфотографировать его так, чтобы получился отчетливый снимок, невозможно. Он очень осторожен. На улице всегда натягивает козырек на самые глаза, в помещении садится в тень, подпирает левой рукой щеку… Да и времени уйдет много на отправку снимка в Москву, а остались считанные дни.

В отряде и так знали, что времени мало. Оставался один выход. Медведев дал Николаю Ивановичу лист бумаги и предложил составить то, что в криминалистике называется «словесным портретом»: точно, по определенной научной системе описать внешность человека.

Многие криминалисты при розыске преступников предпочитают пользоваться словесным портретом, потому что фотография часто схватывает случайное, не характерное для данного человека выражение лица. Словесный же портрет основывается на объективных приметах.

Составить его — дело сложное, требующее острой наблюдательности. Даже такому внимательному человеку, каким был Николай Кузнецов, для этого потребовалось полтора часа напряженного труда. Затем радиограмма с отчетом о готовящемся покушении и словесным портретом фон Ортеля была отправлена в Москву.

…В небольшом сером здании, расположенном в центре Москвы, подтянутый капитан положил на стол одного из руководителей советской контрразведки только что расшифрованную радиограмму, полученную от полковника Д. Н. Медведева.

Руководитель контрразведки, человек немолодой, с очень усталым лицом, вынул из кармана очки, тщательно протер стекла кусочком замши и погрузился в чтение.

Сообщение Николая Ивановича Кузнецова о готовившемся покушении на жизнь «большой тройки» было не единственным. Такое сообщение пришло и из Швейцарии. Из Ирана поступило известие о странной активизации в последнее время резидента гитлеровской разведки.

Положив перед собой три листка бумаги, немолодой усталый человек негромко произнес:

— Значит, Тегеран…

Гауптман Пауль Зиберт не смог больше встретиться с фон Ортелем. Как только он вернулся в Ровно на свою обычную квартиру, в доме № 15 по улице Легионов, взволнованная Майя Микота сообщила ему удивительнейшую весть: штурмбаннфюрер СС фон Ортель застрелился в кабинете «зубоврачебной лечебницы». Так сказали Майе в гестапо. Трупа своего поклонника она не видела…

Кузнецов не сомневался в том, что самоубийцы вообще не существовало. Николая Ивановича волновало одно: почему фон Ортель так стремительно покинул Ровно, зачем ему надо было симулировать самоубийство? Причин могло быть только две: неожиданный вызов в Берлин или раскаяние в излишней откровенности с пехотным офицером. Во втором случае Кузнецову грозили серьезные неприятности.

Командование отряда приняло все необходимые меры для обеспечения безопасности Николая Ивановича.

…Странные события разыгрывались в последние дни ноября 1943 года в Тегеране. Один за другим исчезали неизвестно куда некоторые видные деятели местной немецкой колонии. Слуга одного из них, войдя, как обычно, утром в спальню хозяина с пачкой свежих газет, нашел лишь смятую постель и оторванную пуговицу от пижамы. Все костюмы висели на обычных местах в шкафу.

По ночам в разных уголках города вспыхивала вдруг короткая, но яростная перестрелка. Иногда тишину разрывал одиночный пистолетный выстрел. Правоверные мусульмане качали только в недоумении головами: шумным городом стал Тегеран!

В одном из домов по улице, ведущей к аэродрому, иранская полиция обнаружила трупы двух молодых мужчин неизвестной национальности, без документов. Опознать убитых не удалось, да никто к этому и не стремился. На их телах была одна особая примета: странные значки, вытатуированные под мышкой левой руки. Неторопливые тегеранские полицейские, разумеется, не знали, что такие значки, обозначающие группу крови, наносились на кожу эсэсовским офицерам…

…Осенняя ночь в столице одного из оккупированных гитлеровцами балканских государств. На летное поле аэродрома к огромному бомбардировщику без опознавательных знаков подкатывает длинный черный «мерседес». Из него выходит, зябко поеживаясь, ничем не примечательный мужчина с ординарной внешностью мелкого банковского чиновника. Но это не банковский чиновник. Это начальник 6-го управления Главного управления имперской безопасности группенфюрер СС Вальтер Шелленберг. Навстречу ему спешат двое. Докладывают. Их имена не окутаны легендой, подобно имени Скорцени, но в узких кругах они известны не меньше. Штурмбаннфюрер Юлиус Бертольд Шульц оказал свою первую важную услугу Адольфу Гитлеру еще в «ночь длинных ножей», когда помог избавиться от Рема и Шлейхера. О многом мог бы рассказать и второй встречающий — оберштурмфюрер СС Вилли Мери.

Под черным крылом самолета застыли еще шестеро с горбами парашютов за спиной. У них нет имен. Имена остались в Копенгагене. Да они им и не нужны. Как ни кончится операция — успешно или нет, — эти шестеро не вернутся. Но пока они этого не знают…

Доклад окончен. Короткая команда, и поле пустеет. Отъезжает в сторону черный «мерседес». Взревев моторами, бомбардировщик улетает в ночь. Замер в своей кабине штурман. Перед ним — подсвеченная слабой лампочкой карта. Кружком помечен конечный пункт маршрута: Шираз. Операция, окрещенная гитлеровцами «Дальний прыжок», началась…