Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта

Самолет С-54, неофициально прозванный «Священной коровой» [14] От культа священной коровы в Древнем Египте. , с президентом Соединенных Штатов Америки Франклином Делано Рузвельтом на борту пролетел из Каира над Суэцким каналом, Иерусалимом, Багдадом, над реками Евфрат и Тигр и, наконец, приземлился на тегеранском аэродроме. Уставшего после долгого пути, больного президента отвезли в посольство США, в двух километрах от города.

Группа, сопровождавшая Рузвельта на конференцию, включала примерно 70 человек. В нее входили личный советник Гарри Гопкинс, начальник личного штаба президента адмирал Леги, Гарриман, генералы Маршалл, Арнольд, Сомервелл, Хэнди, Дин, зять президента майор Джон Беттигер и другие.

На следующее утро — в воскресенье 28 ноября — к Рузвельту вошли взволнованные Гарриман и начальник секретной охраны президента Майкл Рейли.

Гарриман рассказал Рузвельту, что русские только что поставили его в известность о том, что город наводнен вражескими агентами и возможны «неприятные инциденты». В устах Гарримана это вежливое выражение означало «покушение».

— Русские предлагают вам переехать в один из особняков на территории их посольства, где гарантируют полную безопасность, — закончил Гарриман свое сообщение.

— Ну, а вы что скажете, Майкл? — обратился Рузвельт к начальнику своей охраны.

Мрачный Рейли пробурчал что-то похожее на совет принять приглашение.

В тот же день президент и его ближайшие помощники переселились на территорию советского посольства в центре Тегерана. Остальные лица, прибывшие с президентом, остановились в Кемп-Парке, где помещался штаб американских войск, расположенных в районе Персидского залива.

Английское посольство, где остановился премьер-министр Черчилль, располагалось в непосредственной близости от советского и тоже было взято под усиленную охрану.

…Примерно через месяц за тысячи километров от Тегерана в ровенских лесах получили запоздавшие московские газеты. С величайшим удовольствием дали Николаю Ивановичу Кузнецову «Правду» от 19 декабря 1943 года. Содержание короткой заметки, аккуратно отчеркнутой красным карандашом, он пересказал Майе Микота в качестве компенсации за так и не привезенные ей персидские ковры.

Текст гласил:

«Лондон, 17 декабря (ТАСС). По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре.

Маршал Сталин, добавил Рузвельт, сообщил, что, возможно, будет организован заговор на жизнь всех участников конференции. Он просил президента Рузвельта остановиться в советском посольстве с тем, чтобы избежать необходимости поездок по городу… Президент заявил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана».

Так советские патриоты, действовавшие в Ровно, Швейцарии, в самом Иране, сорвали «Дальний прыжок» гитлеровской разведки.

Это было в суровые дни Великой Отечественной войны советского народа с гитлеровской Германией.

Из Центра нам сообщили, что фашистская разведка забросила в глубокий тыл Советского Союза двух шпионов. Были указаны их клички, в какой разведывательной школе они обучались и места возможного их пребывания на нашей территории. В числе тыловых городов, где могли появиться шпионы, назывался и Омск.

Надо было принимать меры, чтобы срочно разыскать и обезвредить опасных лазутчиков. Однако не так-то легко это сделать, если неизвестно, какими документами снабдила шпионов гитлеровская разведка и какое конкретное задание они получили.

Один из крупных разведчиков прошлого века говорил, что розыск шпиона подобен розыску крупинки металла в огромной массе песка. Для точности надо бы добавить: песка, неизвестно где находящегося. Вот такую «крупинку» нам и предстояло разыскать, причем как можно быстрее.

Гитлеровская разведка старалась снабдить своих агентов безупречными документами: нередко шпионам выдавались настоящие документы советских людей, погибших на фронте или в концентрационных лагерях; иногда документы оформлялись на подлинных бланках, захваченных в советских учреждениях на оккупированной гитлеровцами территории; были случаи, когда шпиона забрасывали к нам в тыл со своими собственными документами, но к ним обязательно присоединялись еще и какие-то липовые документы, объяснявшие пребывание их в данном районе, населенном пункте и т. д., и эти липовые документы всегда были оформлены на подлинных бланках советских учреждений.

В короткий срок нами была проделана огромная работа по розыску вражеских парашютистов, и эта работа дала результаты.

Среди тех, кто обратил на себя наше внимание, оказался военрук одной из городских средних школ. Он незадолго до этого вернулся из действующей армии и, как значилось в его документах, был контужен. Медицинская комиссия по этой причине признала его негодным к дальнейшей службе. Родом он был издалека, из Пермской области. Почему он приехал именно в Омск? На этот вопрос ни у кого никаких сомнений возникнуть не могло: в Омске накануне войны он закончил пехотное училище; в Омске он женился, в Омске осталась его жена, когда его направили в действующую армию, она и теперь продолжала работать официанткой в том же пехотном училище.

Местная медицинская комиссия подтвердила то, что было сказано в справке, которую ему вручили в госпитале.

В средней школе, куда он устроился работать, он держался обособленно и об участии в боях рассказывал неохотно. Но, может быть, он был просто-напросто неразговорчивым или очень скромным человеком?

Одним словом, с формальной стороны личность военрука не вызывала ни у кого никаких сомнений. Напротив, радовались его возвращению и часто с удовольствием рассуждали: «Ведь вот как бывает на белом свете: жена получила похоронку, а он, оказывается, жив и даже приехал домой».

Правда, жена военрука, получив официальное извещение о его смерти, погоревала о нем, а затем, выждав, не будет ли еще каких-либо сообщений, вышла замуж за старшину пехотного училища. Старшина воевал, был серьезно ранен, признан негодным к службе в действующей армии. В 1942 году он приехал в Омск и поступил работать в пехотное училище, где познакомился с официанткой, молодой женщиной, потерявшей мужа на фронте, и женился на ней. Этот старшина пришел к нам в управление и рассказал: