Любовь Овсянникова - Аферистка

Но ведь она так много и хорошо рассказывала о Татьяне! Она дала понять, что знает о ней все, о ее матери, месте и дате рождения. Значит, должна сказать правду до конца.

— Что же, в моем шкафу тоже есть свои скелеты, — сказала она, нервно улыбаясь. — Я присвоила Татьянино имя. Вынуждена была так сделать. Теперь вы извините меня. Таня погибла в той аварии, после которой я приехала к вам лечиться. Она лежит на славгородском кладбище под коротким именем — Галина. Слушайте, как все было, — и она долго рассказывала ему о себе, о том, как догадалась, что ее кто-то ведет по жизни.

Она говорила, что это началось тогда, когда у нее украли деньги и документы и на ее горизонте возник Вячеслав Емельянович Бурцев, военнослужащий, генерал, предложивший в связи с этим изменить фамилию.

— Это был две тысячи первый год? — переспросил Игорь Свиридович. — Молодцы ребята! Как раз я попал в водоворот боевых действий и стал персоной, особенно опасной для своих родных. Вот они и позаботились о новом имени для тебя, чтобы тебя ничто не связывало со мной, чтобы тебя обезопасить.

— Да, я всего, конечно, не понимала, но то, что этот мужчина появился не случайно, со временем сообразила. Нет, кража документов была настоящей, и я теперь знаю, кто ее совершил. Но также мне было понятно, что Вячеслав Емельянович Бурцев все равно появился бы в моей судьбе, независимо ни от чего. Это просто чудо, что ему так помогла та кража. А потом обнаружился и мамин дядя Георгий Аполлонович Финтиктиков.

— Вон как? — воскликнул Игорь Свиридович, немного уже успокоенный.

— Он-то мне все и рассказал.

— Что именно? Я ведь ничего не знаю!

— Когда с него потребовали выкуп за вас, он сразу согласился его дать и начал разрабатывать план операции, как это сделать. Но вы с мамой успели бежать из плена, и бандиты не смогли представить ему доказательства, что вы живы. Тогда все и решили, что вы погибли, а бандиты просто хотят использовать факт вашего исчезновения для шантажа. Конечно, ни о каком выкупе после этого речь идти не могла. Но бандиты, почувствовав большие деньги, от дяди уже не отставали, и он вынужден был скрываться в эмиграции. А вслед за тем, не выдержав нажима горя, одна за другой умерли мои бабушки, и меня сдали в интернат. Через своих знакомых дядя опекал меня, но очень осторожно.

— А сейчас он где?

— Нет его, умер. Но все это, — Татьяна развела руки, — его наследство. Он завещал мне все, что имел. Так что вам с мамой больше не о чем беспокоиться.

Это был редчайший случай, когда правда стала волшебной, чарующей сказкой. Но сказка эта существовала только для них двоих, ибо присуще ей было одно неприятное свойство: узнай о ней другие, она тут же превратится в неизбежную гибель. Сколь прекрасная, столь же и коварная это была сказка. О ней надо было молчать и молчать, что зачастую выше человеческих сил. Но тут были не простые обыватели с изнеженными нервами, тут были сильные, закаленные бурями люди. И молчание, необходимое для того, чтобы счастье длилось и сказка продолжалась, было им по плечу.

Игорь Свиридович и Татьяна понимали, что им расслабляться нельзя, и договорились все оставить так, как есть теперь, и никогда-никогда не вспоминать прошлое и не извлекать оттуда опасные имена.

Назад поезд не ехал, а полз — так казалось растроганному Игорю Свиридовичу, которому не терпелось осчастливить свою дорогую Надежду, то есть Любовь Петровну, чтобы в числе тех, кто посвящен в правду, была и она, третий член их маленькой семьи.

— Сколько нагромождений… — неизвестно, о чем думал Игорь Свиридович. Эта вырвавшаяся у него фраза могла касаться и вчерашнего разговора с дочерью, и последних новостей из вещающего в купе ноутбука, и проносящихся за окнами пейзажей. Действительно, везде царили нагромождения — избыточные, мешающие и… неизбывные.

— Но это только на Украине я самозванка, — тихо возразила Татьяна. — Можно было бы отказаться от жизни под двумя личинами, все отбросить и забыть, выехав в Москву под своим законным именем Улиты Геннадиевны Омахиной, на которое оформлено дедово наследство. Но ведь Григорий… Он — моя половинка, а наш брак зарегистрирован на Проталину Татьяну Ивановну. Ужас! Придется и дальше разрываться.

— Короче, ты — аферистка, — пошутил Игорь Свиридович. — А чем будет заниматься наследница одного из старейших олигархов России, ужасно зажиточная госпожа из высшего света Москвы в далеком украинском селе Славгороде? Не будет ли ей там скучно?

— О, там у нас видимо-невидимо работы, отец! — засмеялась Татьяна. — Начнем с того, что выстроим добротный дом престарелых.

— Согласен. А потом?

— А потом будем содержать его, одиноким людям и этим получим прощение за свои грехи. Ведь это величайшее счастье — быть полезной для тех, кто тебе доверяется.

Удивительно, — подумал Игорь Свиридович, — она еще такая молодая, а уже поняла смысл жизни, это чудесно.

— Ты изведала много трудностей, да? — он спросил то, о чем уже догадывался, но ему нравилось слушать свою дочь.

— Да, досталось мне…

— Какой же ты вывод сделала из прошлого?

— Вывод? — переспросила Татьяна изумленно. — Никакой, надо жить.

— Понятно. А как жить?

Татьяна задумалась, невольно вращая в руках салфетку. Выхваченные из ее груди вздохи свидетельствовали, что она немало могла бы рассказать об этом, но не все подлежит обобщению. Она искала лаконичный ответ.

— Я возненавидела страсть, любую, даже нежнейшую. Это пагуба.

— Но без нее невозможно жить! — всплеснул руками Игорь Свиридович. — Как же без страсти любить, заниматься любимым делом?

— Именно без страсти, — упрямо повторила Татьяна. — Просто я научилась умеренности, научилась различать в людях душу и спокойно любить ее.

— Душа… — многозначительно произнес Игорь Свиридович, покачав головой, и в конце концов удовлетворился беседой.

К людям подступал Новый год, и каждый безотчетно подводил итоги пережитого, чтобы тоже обновиться и соответствовать пришедшему времени. Наши герои не составляли исключения, и сейчас, когда в их беседе воцарилось молчание, они оба сладко мечтали о будущем.

2003–2008 гг.

Днепропетровск-Мисхор

Джуда — куртка.

Намек на партизанку Лялю Убыйвовк, погибшую от рук немецких палачей.

Ракло — неуклюжий человек.

Штымп — тупой мужик, с которым трубно общаться.

Крепачка — невезучая женщина, обездоленная.

Рудера — очень стара женщина.

Чита — некрасивая девушка, имя обезьянки из фильма «Тарзан».

Бычка — сельская девушка.