Гевин Экстенс - Вселенная против Алекса Вудса

— Ты ведешь себя так, словно в шторм пытаешься вычерпать воду из дырявой лодки, — говорил он. — Лодку захлестывают волны, с неба льет дождь, грохочет гром, дует ветер, и ты того и гляди налетишь на рифы… В таких обстоятельствах трудно не утонуть. Вот почему ты должен быть уверен, что твоя лодка не даст течь. Тогда тебе не страшен никакой шторм. Понимаешь?

— Вроде понимаю, — сказал я. — Мой мозг — это непригодная к плаванию лодка, шторм — стресс или вообще болезнь, а медитация — молоток, гвозди, доски и смола. И прежде чем пускаться в плавание, я должен починить лодку.

Доктор Эндерби улыбнулся.

— Верно. Правда, я бы не стал сравнивать мозг с непригодной для плавания лодкой. Слишком много допущений. Но общую идею ты уловил. Если ты будешь заниматься регулярно — желательно каждый день, то повысишь свои шансы удержаться на плаву.

Так я и поступил и постепенно втянулся. За последние четыре года я привык начинать день с получасовой медитации и нарушил это правило не больше пары раз. К тому, что утро — лучшее время, я пришел опытным путем. По утрам голова свободна и ничто тебя не отвлекает. Обычно я вставал от половины седьмого до семи, немного приходил в себя и принимался за упражнения. По совету доктора Эндерби я устроил у себя в комнате уголок для медитации: постелил мягкий коврик, положил подушки, поставил лампу с тремя режимами яркости и оставил немного места для книжек и дисков. Я никогда не медитировал под музыку, чтобы не отвлекаться, но вскоре начал минут по пятнадцать слушать после медитации классику — диски я позаимствовал у мистера Питерсона. В смысле релаксации самыми действенными оказались ноктюрны Шопена.

Про себя я называл эти упражнения «починкой лодки». Мне так понравился этот образ, что я стал использовать его во время медитации, представляя себе идеальную лодку — маленькую, но прочную, с выведенным бирюзовыми буквами на боку именем «Безмятежность». Вот моя лодка скользит по глади моря под безоблачным небом. Потом на море появляется легкая рябь — это подул ветер. Начинается дождь. Небо чернеет. Его прорезают молнии. Грохочет гром. Я добавлял к картине шторма все новые штрихи, пока не получил полноценный разгул стихий. Лодка взмывала на волнах вверх и падала вниз, со всех сторон захлестываемая волнами, но удерживалась на плаву, потому что была совершенно целой. Наконец гроза уходила, море успокаивалось, ветер стихал, а тучи бледнели и таяли в синеве. Лодка плыла по мерцающему солнечными бликами морю, протянувшемуся далеко, до самого горизонта, насколько хватало глаз.

Теперь, стоило мне почувствовать, что моему покою что-то угрожает (чаще всего угроза исходила от мамы и Элли), я вызывал в памяти образ лодки. Вскоре я заметил, что повседневные огорчения трогают меня куда меньше. Я стал лучше спать. Промежутки между приступами удлинились. В голове реже собирался туман. Но настоящие испытания ждали меня впереди.

До того дня, о котором я вам сейчас расскажу, я и сам не догадывался, какой прочной стала моя лодка.

Случилось это на полпути к почте. Точной даты я не помню, знаю только, что дело было в начале лета 2008 года. В субботу, после обеда, часа в два или три.

Мы как раз вышли с тропинки на главную дорогу, и я собирался надеть на Курта ошейник. Еще бы минута, ну хоть полминуты, и я успел бы взять его на поводок. Но, как с любым несчастным случаем, все решила череда совпадений. Повернись хоть одно из них чуть-чуть иначе — и ничего страшного не произошло бы.

Мы с мистером Питерсоном шли мимо живой изгороди вдоль участка мистера Ллойда, когда на дороге появился «гольф» миссис Гриффит. Он ехал не так уж быстро, не больше тридцати миль в час, но я не сразу его узнал. Зато мистер Питерсон сразу его заметил и помахал миссис Гриффит рукой. Тут нужно объяснить, что она относилась к той малочисленной категории жителей нашего поселка, с которыми мистер Питерсон редко, но относительно регулярно общался (раз в месяц покупая у нее почтовые марки). В общем, ничто не предвещало беды; мы шли себе по дороге и болтали о том о сем, не глядя по сторонам. Впрочем, едва ли что-то от нас зависело. Мы бы все равно не успели ничего предпринять: все случилось молниеносно.

Раздался пронзительный визг — как мы узнали позже, его издавала бензопила мистера Ллойда, который вышел подстригать живую изгородь. Мы не видели его за густой зеленью и были застигнуты врасплох. Тишину справа от нас вдруг разорвал громкий скрежещущий звук. Курт инстинктивно дернулся и рванул подальше от звука, в противоположную сторону.

На дорогу.

По которой ехала миссис Гриффит.

Она тоже не успела сориентироваться: когда она вжала в пол педаль тормоза, ничего изменить было уже нельзя. Мы услышали глухой стук и металлический скрежет и уловили запах жженой резины. Метров через двадцать машина наконец остановилась. Еще секунда, и все поглотила тишина. Даже бензопила замолкла — наверное, до мистера Ллойда донеслись какие-то звуки.

Курт неподвижно лежал в метре от обочины; вокруг его задних лап расползалась лужица крови. Когда мы к нему подбежали, он еще дышал.

К нам, белая как мел, подошла миссис Гриффит. Ее трясло. Зажав рот рукой, она снова и снова, заикаясь, твердила:

— Я его н-не в-видела… Он в-в-выскочил т-так неожиданно…

Мистер Ллойд уже стоял у дороги с растерянно разведенными руками в больших садовых рукавицах. Я поначалу тоже растерялся. Что в такой ситуации можно сказать или сделать? Мысли в голове застыли глыбами льда. Мистер Питерсон тем временем пытался одновременно помочь Курту и утешить миссис Гриффит.

— Вы не виноваты, — сказал он ей. — Его надо срочно в ветлечебницу. Отвезете нас?

Смысл вопроса до миссис Гриффит, судя по всему, не доходил. Мистеру Питерсону пришлось повторить его дважды, пока она наконец не кивнула, и потом еще раз, чтобы она сдвинулась с места. Тогда он повернулся ко мне и сказал:

— Поможешь его поднять?

Я открыл рот, но не смог выдавить ни слова. Красная лужа становилась все больше, и бедро Курта каждые несколько секунд вздрагивало. Я никогда в жизни не видел столько крови. Но мистер Питерсон на своем веку пережил и не такое. В отличие от всех нас он не терял самообладания.

— Не бойся, парень, — сказал он. — Его просто надо отнести в машину. Давай-ка вместе попробуем.

Он снял куртку и кое-как подсунул ее Курту под задние ноги.

— Держи ему голову и передние лапы, — сказал он мне. — На счет три — поднимаем…

— Я н-не смогу, — пролепетал я.

— Сможешь. Это займет всего полминуты. Полминуты — и все. Без тебя мне его не дотащить.

Я закрыл глаза и сделал несколько прерывистых вдохов-выдохов.

— Алекс, открой глаза. Посмотри на меня.