Гевин Экстенс - Вселенная против Алекса Вудса

Я открыл глаза.

— Ты справишься. Давай, не тяни. На счет три…

Когда мы его поднимали, Курт издал жалобный стон, так что у меня внутри все похолодело. Но потом он замолчал, и это было еще хуже. Он оказался совсем не тяжелый, хотя нести его было неудобно. Но все равно мы быстро его дотащили и уложили его на заднее сиденье в машине миссис Гриффит. Мистер Питерсон сел с ним рядом, а я впереди. Через пятнадцать минут мы подъехали к ветлечебнице.

Курту вкололи снотворное и перебинтовали заднюю лапу. Потом нас пригласили в операционную. В центре стоял стол из нержавейки; на нем, вытянувшись, лежал пес. Казалось, он сладко спит.

— Кровопотеря меньше, чем мы предполагали, — торжественно объявила женщина ветеринар. — Но лапа сломана в двух местах. Когда он придет в себя, боюсь, у него будут сильные боли.

— Но он поправится? — спросил я. — Он выживет?

Ветеринар взглянула на мистера Питерсона, и мне показалось, что он ей чуть заметно кивнул.

— Раны излечимы, — сказала она. — Но вы должны понимать, что Курт — очень старая собака. Вряд ли он полностью восстановится. Лапа будет болеть, и он не сможет на нее наступать. Это в лучшем случае.

Мистер Питерсон кивнул, но промолчал.

— Но ведь он будет жить? — настаивал я.

Ветеринар задумчиво посмотрела на меня и снова перевела взгляд на мистера Питерсона.

— Я вас ненадолго оставлю?

— Да, спасибо, — произнес мистер Питерсон.

— Зачем? — не понял я. Смысл происходящего от меня ускользал. Раньше я не сталкивался ни с чем подобным. Если не считать маминого салона с его не совсем обычными посетителями, мне не приходилось наблюдать, как люди говорят — или не говорят — о смерти.

Миссис Гриффит достала из сумки платочек и приложила к глазам.

— Прости, Алекс, — сказал мистер Питерсон. — Курта сейчас усыпят. У нас нет выбора.

У меня аж живот скрутило.

— Но ведь врач сказала, у него просто ранена лапа! Его можно вылечить!

Миссис Гриффит погладила меня по плечу.

— Алекс, — мягко сказала она, — ты не совсем правильно понял. Доктор сказала, что раны излечимы. Но она не говорила, что Курта можно вылечить.

— Если они излечимы, то их и надо лечить! Зачем ей было это говорить? Это и так очевидно!

— Курту уже не поможешь, — сказал мистер Питерсон. — Пойми ты это наконец.

— Они могут его спасти!

— Это не спасение, — возразил мистер Питерсон. — Я вижу, тебе трудно, но постарайся понять. Когда Курт проснется, ему будет больно. И эта боль останется с ним навсегда, сколько бы он ни прожил. Вот от чего мы должны его спасти.

— И что теперь, пусть он умрет?

Миссис Гриффит сжала мое плечо.

Мистер Питерсон несколько секунд молча смотрел на меня, а потом произнес:

— Да, парень. Пусть он умрет.

Я разревелся. Мистер Питерсон даже не моргнул.

— Он не будет мучиться, — объяснил он. — Просто тихо уснет. Это единственное, что мы можем для него сделать. Ты ведь это понимаешь?

Мы немного помолчали.

— А что потом? — спросил я наконец. — Ну, когда он уснет?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы его похороним?

— Тебе от этого станет легче? — Да.

— Значит, похороним.

С выбором места особых проблем не возникло: на участке была только одна подходящая клумба в западной части сада, сразу за сараем и теплицей. Из земли здесь торчала пара розовых кустов, зачахших то ли в этом году, то ли еще раньше. Мистер Питерсон и так собирался заменить их новыми, но сделал это только после похорон.

Яму пришлось копать очень долго. Пять футов в длину, два в ширину и три в глубину. Примерно три кубических фута земли, которые я перекидал практически в одиночку. Поначалу мистер Питерсон тоже взял лопату, но я видел, как ему тяжело. К тому же идея принадлежала мне, а не ему. Поэтому я сказал, что справлюсь сам, тем более что вдвоем там было не развернуться. Мистер Питерсон закурил самокрутку с травой и некоторое время наблюдал, как я работаю, а потом ушел в дом. Наверное, понял, что для меня важно выкопать эту яму самостоятельно.

Как я уже говорил, я впервые столкнулся со смертью — не в виде философской концепции или карты таро, а с настоящей смертью, — и это многое объясняло. Допускаю, что, стоя на бывшей клумбе и орудуя лопатой, я выглядел до крайности нелепо. Под конец я стоял в яме по пояс, с ног до головы перемазанный землей, и у меня ломило все тело. Но сам себе я нелепым не казался — ни в малейшей степени. Я сделал то, что обязан был сделать. Пусть от моих стараний ничего не изменится, да и Курту, если уж на то пошло, все равно, но ведь с похоронами всегда так.

Похороны нужны не мертвым. Они нужны живым.

Я работал без передышки. Махал и махал лопатой как заведенный. Трудности начались после первого же фута: грунт пошел плотный, с вкраплениями камней и переплетением корней, плюс чем глубже делалась яма, тем труднее было выбрасывать наверх землю. Под конец у меня ныло все — руки, ноги и спина, а на ладонях вздулись пузыри. Но, несмотря на физические страдания, я почувствовал себя лучше.

Яма получилась очень аккуратная. Я как мог выровнял углы и утрамбовал стены. Мистеру Питерсону, подумал я, понравится такая ровная могила. Меня не покидало ощущение, что я совершил что-то важное. Я зашел в дом, позвонил маме, рассказал о том, что случилось, и предупредил, что вернусь поздно. Потом позвонил миссис Гриффит и спросил, не хочет ли она прийти на похороны. Мне казалось, что ее тоже надо позвать: ведь она вместе с нами пережила этот трудный день и участие в погребении принесет ей облегчение. Она сразу согласилась. Сказала, что обязательно придет. Раз уж я взял на себя инициативу похорон, то, наверное, сказать Курту прощальное слово следовало тоже мне. Я не бывал на настоящих похоронах, а мое религиозное воспитание заметно отличалось от традиционного, но я видел по телевизору, что положено говорить перед могилой. Например, такие слова: «Пепел к пеплу, прах к праху». Но я не думал, что должен их произнести. Слишком уж возвышенно они звучали, да к тому же у меня не было стопроцентной уверенности, что их позволено произносить кому-то кроме священника, а я ведь не священник. В конце концов я решил, что просто прочитаю отрывок из книги. Например, из романа, написанного тезкой Курта. Я достал с полки мистера Питерсона экземпляр «Сирен» и стал искать то место, где вроде бы говорилось про собаку и про смерть. Нужный отрывок нашелся на 206-й странице. Правда, он оказался более грустным, чем я помнил.

«Взрыв на Солнце разлучил человека с его собакой.

Если бы Вселенная была основана на милосердии, она позволила бы человеку и его собаке остаться вместе.

Но Вселенная, в которой жили Уинстон Найлс Румфорд и его пес, не была основана на милосердии. Казак отправился впереди своего хозяина выполнять великую миссию — в никуда и в ничто.