Уильям Кингстон - Гризли (сборник)

Мали думал было устроиться на ночлег в одном из храмов, но молодежи хотелось поскорей посмотреть на волшебный царский дворец, и старику пришлось уступить.

– Ну что ж, пойдемте, – согласился он, – я и сам не прочь убедиться, так ли великолепны чертоги царей Амбы, как о том рассказывают.

Дворец, как сказано, был расположен на возвышенности. К нему вела пробитая в горе дорога, через некоторые промежутки попадались ворота с толстыми железными дверями; ворота были все открыты, и нашим путникам ничто не мешало продвигаться вперед. Уже завиднелась массивная арка главных входных ворот, как вдруг Миана вскричал:

– Глядите, глядите, там кто-то есть!

И правда, множество голов показалось вдруг на крыше, над зубцами. Среди обитателей дворца царило, по-видимому, большое смятение, они сновали взад и вперед, собирались группами, тревожно перебегали с места на место и вскоре наводнили все балконы, террасы и окна.

Испуганные путешественники бросились бежать. Вдруг раздалось протяжное «гу-гу», тотчас же подхваченное тысячью сиплых голосов. Откликнулся и Гануман, сидевший у хозяина на плече.

– Лангуры! – вскричал Миана. – А я невесть что вообразил.

– Должно быть, в пустом дворце действительно поселились обезьяны, – заметил Мали. – Идти туда все же рискованно.

– Разве эти обезьяны опасны? – спросил Андре.

– Лангуры смирные и безобидные существа, но когда их соберется много, они становятся опасными. Вам, без сомнения, известно, что лангуры живут всегда стадами и беспрекословно повинуются своему вожаку. Когда они проживут долго на одном месте и им станет трудно добывать себе пропитание, они перекочевывают в новые места и прогоняют оттуда более слабого противника. И эти обезьяны, вероятно, поселились во дворце после того, как из него ушли люди, – лангуры любят селиться в покинутых жилищах, а тут вдобавок и плодов всяких видимо-невидимо. Делать нечего, придется отказаться от осмотра дворца – обезьяны вряд ли нас пустят.

– Какая досада! – сказал Андре. – Мне так хотелось побывать во дворце.

– А вот что я придумал, – вдруг осенило Миана. – Хоть дрессировщик я и опытный, а все же не берусь скоро приручить всех этих лангуров, зато Гануман понимает меня с полуслова, вы сами сегодня утром в этом убедились. Так вот я и пошлю его к лангурам, он объяснит им, что мы хорошие люди и не собираемся причинить им зла, – они нас и пустят.

– Придумать-то ты хорошо придумал, да только сильно сомневаюсь, что случится так, как ты говоришь, – возразил Мали.

– Не знаю, как он поведет речь со своими сородичами, – обиделся за своего друга Миана, – но уверен, что они поймут его.

– Ну, попробуй. Посмотрим, что выйдет из твоей затеи, – сказал старик.

Миана посадил против себя обезьяну и, глядя ей в глаза, стал что-то нашептывать. Затем, выпрямившись, показал рукой на Мали и Андре, на восседавших на стене лангуров и, хлопнув в ладоши, скомандовал: «Ступай!»

Гануман постоял с полминуты, глянул умными, добрыми глазами на Мали и Андре, как бы укоряя их в недоверии, и со всех ног пустился во дворец. Соскочили со стен и окон обезьяны, встретили посланца у ворот, стали оживленно что-то толковать на своем непонятном языке, потом вместе с Гануманом скрылись в воротах.

Прошло несколько минут. Миана стал было уже беспокоиться, не случилось ли чего с его любимцем, как вдруг послышался шум, и обезьяны появились снова; с ними был и Гануман. В сопровождении двух самых больших обезьян Гануман направился к своим господам. Робкие животные, пройдя полдороги, остановились; Гануман же продолжал путь и, добежав до Миана, ловко перекувырнулся несколько раз.

– Нам можно войти! – не задумываясь истолковал этот прыжок по-своему Миана.

Мали усмехнулся:

– Если так, идем. Но повторяю, будьте осторожны!

Путники направились ко дворцу, Гануман бежал впереди. Обезьяны робко сторонились, но ни малейшей враждебности не выказывали. Твердым шагом прошли приятели ворота и очутились в большом просторном дворе, на который с трех сторон выходили фасады зданий красивой, своеобразной архитектуры, а с четвертой – великолепная мраморная терраса. К террасе примыкал огромный зал с высоким золотым сводом, поддерживаемый чуть не сотней яшмовых колонн. Поразили путников и монументальные, выложенные мозаикой ворота – венец строительного искусства индусов.

На крыше невысокого павильона сидела старая-престарая обезьяна. Мали признал в ней вождя, почтительно поклонился и сказал:

– Привет тебе, божественный потомок бессмертного союзника Рамы! Мы осмелились проникнуть в твои владения, но, поверь, не с дерзким умыслом овладеть сокровищами, хранителем которых поставил тебя сам Шива. Молодежи моей очень хотелось поглядеть на замок и его чудеса. Дозволь им войти и провести ночь под твоим высоким покровительством.

Внимательно поглядел старый король на Мали, потом на его спутников, но, по-видимому, ничего не понял из красноречивой тирады старого заклинателя. Когда последний умолк, король поднялся, дружелюбно махнул раза два длинным хвостом и, обогнув медленными шагами крышу, скрылся со своей свитой. Словно по сигналу державшиеся до того в почтительном отдалении обезьяны ворвались во двор и обступили наших путников. Улыбающиеся рожицы, веселые ужимки и прыжки ясно указывали, что намерения у четвероруких были самые дружелюбные. Особенным вниманием они отличили Ганумана, а тот, видимо, все пытался разъяснить своим сородичам, кто эти странные существа, столь похожие на представителей благородного семейства обезьян.

Путешественники со своей стороны с любопытством разглядывали новых знакомых. Особенно забавляли Андре детеныши; более смелые, чем взрослые, маленькие проказники заигрывали с ним и дергали за платье. Матери, нежно прижимая к груди малышей, робко держались в сторонке, подальше от чужеземцев.

Мали, облюбовав себе удобное местечко, расположился на отдых, а Миана и Андре отправились в сопровождении новых друзей осматривать дворец. Пройдя ворота, они вступили в обширный двор с прелестным садом посредине. Налево стоял дворец; нижний его этаж огибала широкая веранда с мавританскими резными арками. Зал, в который вошли путники по невысокой, в несколько ступенек, лестнице, был от потолка до пола богато отделан позолоченной лепниной, инкрустацией и мозаикой из самоцветных камней, бирюзы, агата и кусочков зеркального стекла. Трудно передать словами эффект этого зала, когда в него проникали солнечные лучи и, играя на стенах, придавали хрустальным цветам блеск алмаза.

Верхний этаж, куда поднялись наши друзья, представлял собой изящную мраморную беседку. С одной стороны из огромных окон – вместо стекол в них были вставлены решетки, очень искусно высеченные из мрамора, – открывался роскошный вид на долину; широкая терраса с другой стороны выходила в сад и осенялась ветвями апельсиновых и гранатовых деревьев. Удивительно поэтичным был этот уголок и так пришелся по душе молодым людям, что они решили просить Мали позволить им устроиться здесь на ночлег.