Уильям Кингстон - Гризли (сборник)

Может быть, всего только в ста шагах под ними находилась голая площадка из шифера и на этой площадке, греясь на теплом солнышке, нежилось целое стадо горных овец, жевавших свою утреннюю жвачку. Их было штук тридцать, большинство – овцы и их ягнята. Три громадных рогатых барана лежали на снежку несколько поодаль, к востоку.

Со своими шестьюфутовыми крыльями, распростертыми, точно два соединенных между собою веера, орел продолжал описывать круги и при этом так тихо, как это делало бы перышко, летевшее по ветру. Овцы и даже старые бараны вовсе и не подозревали над собой такой опасности. Большинство ягнят лежало около своих матерей, но трое наиболее легкомысленных из них бродили в сторонке и, поигрывая между собой, весело прыгали. Хищные глаза орла устремились именно на них. Как вдруг он отлетел от них далеко прочь и остановился против ветра на расстоянии выстрела; затем он грациозно повисел в воздухе и вместе с порывом ветра полетел назад. Во время этого полета он совершенно не двигал крыльями, все увеличивал и увеличивал свою скорость и вдруг, точно ракета, бросился прямо на ягнят. Казалось, что это явилась и скрылась какая-то тень, и только жалобный, полный страдания крик указывал то направление, по которому улетел орел. И там, где бегали три барашка, осталось только два.

На площадке тотчас же произошло общее смятение. Овцы стали бегать взад и вперед и громко блеять. Три барана вскочили на ноги и остановились как вкопанные, высоко подняв свои громадные, готовые к бою рога, и стали оглядывать глубины и высоты, подозревая в них новые опасности. Один из них заметил Тира и глубоким, дребезжащим блеяньем, которое охотник мог бы различить за целую милю, сделал предупреждение своим овцам. Дав этот сигнал опасности, он бросился по скату вниз, и в следующий момент послышался стук сотен копыт, барабанивших дробью по скату и сбивавших по пути камешки и булыжники, которые, гремя и стуча, катились вниз с горы, увлекая за собой новые и новые камни, пока наконец вслед за овцами не посыпался целый дождь. Это было в высшей степени интересно для Мусквы, и он простоял бы еще долгое время, чтобы посмотреть на то, что происходило перед его глазами и что могло бы еще произойти, если бы Тир не повел его за собой далее.

Через несколько времени козья тропа стала спускаться в долину, с верхнего края которой Тир был изгнан первыми выстрелами Лангдона. Теперь он и Мусква находились уже в шести или восьми милях к северу от того леса, в котором охотники расположились лагерем. Еще час путешествия – и голые шиферные места и серые скалы были уже опять над ними, а они сами спускались в пышные, зеленые луга. После скал, резкого ветра и страшного выражения, которое Мусква видел в глазах у орла, теплая и уютная долина, в которую они спускались все ниже и ниже, казалась ему земным раем.

Было вполне очевидно, что у Тира было что-то свое на уме. Теперь уж он больше не скитался. Он шел напрямик к определенной цели. Низко опустив голову, он твердо держал курс на север, и компас не мог бы прямее показывать путь к нижним водам Скины. Он казался необыкновенно занятым, и Мусква, храбро ковылявший позади него, только задавал себе вопросы, остановится ли он когда-нибудь, чтобы отдохнуть, и может ли быть что-нибудь более прекрасное на белом свете для громадного гризли и для него, маленького медвежонка, чем эти залитые солнцем пологие горные скаты, на которые Тир, казалось, не обращал ни малейшего внимания.

Если бы не Лангдон, то в день дуэли между двумя медведями произошло бы еще несколько потрясающих случайностей, которые повлекли бы за собой новую и еще более страшную опасность для Тира и Мусквы. Через три минуты после того, как, еле дыша и обливаясь потом, охотники прибежали к месту кровопролитного происшествия, Брюс уже собрался отправиться в погоню за Тиром. Он знал, что громадный гризли еще не успел скрыться далеко, и был уверен, что он отправился в горы. Он нашел на песке у входа в ущелье следы Тира как раз в то самое время, когда гризли и рыжеголовый медвежонок находились уже далеко наверху, на козьей тропе.

Никакими доводами он не мог поколебать Лангдона. Тронутый до глубины души тем, чему ему пришлось быть свидетелем и что он видел перед собой сейчас, охотник-натуралист наотрез отказался покинуть залитое кровью и взрытое место, на котором до последней капли крови дрались гризли и черный медведь.

– Если бы я даже знал, что мне не придется сделать ни одного выстрела, – сказал он, – то и тогда я приехал бы сюда за пять тысяч миль, чтобы только посмотреть на это место. О нем стоит подумать, Брюс, и стоит на него поглядеть. Если здесь заключается какая-то тайна, то я хотел бы ее постичь.

В десятый раз Лангдон обошел место дуэли, приглядываясь к взрыхленной земле, к громадным лужам крови, к клочьям содранной шкуры и к ужасным ранам на теле мертвого медведя. Целые полчаса Брюс обращал на все это меньше внимания, чем на останки карибу. Затем, к концу этого времени, он подозвал Лангдона к опушке можжевеловой рощицы.

– Вы хотели тайны, Джимми, – обратился он к нему, – так вот она к вашим услугам.

Он вошел в можжевеловые кусты, и Лангдон последовал за ним. Пройдя несколько шагов под ветвями, Брюс остановился и указал на яму, в которую Тир спрятал мясо. Вся яма была испачкана кровью.

– Вы правы, Джимми, – сказал он. – Ваши догадки верны. Наш гризли – действительно мясоед. Вчера вечером он убил здесь на лугу карибу. И я знаю, что это именно гризли убил его, а не черный медведь, потому что это доказывают оставленные им по опушке леса следы. Идемте. Я покажу вам то место, где он расправился с карибу.

Они вышли на лужок, и он указал Лангдону то место, где был истерзан Тиром молодой карибу. Там еще оставались куски мяса и большие пятна крови, свидетельствовавшие о той тризне, которую справили Тир и маленький медвежонок.

– Уже наевшись, он стащил под можжевельник остов карибу, – продолжал Брюс. – Сегодня утром пожаловал сюда черный медведь, вынюхал это мясо и стащил его. Тогда явился сюда и гризли, чтобы совершить свой утренний завтрак – и вот чем все это разрешилось! История, которую вы так искали – к вашим услугам, Джимми!

– Но ведь он вернется сюда опять? – спросил Лангдон.

– Ни за что на свете! – воскликнул Брюс. – Он уже не дотронется до этого карибу, как бы сильно ни проголодался. Запах этого места отныне для него – яд.

После этого Брюс оставил Лангдона с его думами на поле сражения одного, а сам отправился по следам Тира. В тени можжевельника Лангдон провел в записывании впечатлений целый час, часто поднимаясь, чтобы установить новые факты или проверить те, которые уже были в его распоряжении, а тем временем горец шаг за шагом продвигался к проходу. После Тира не осталось на земле ни малейшего пятнышка крови, но там, где другие все равно не смогли бы обнаружить ничего, Брюс все-таки нашел кое-какие данные, свидетельствовавшие о том, что Тир проходил именно здесь. Когда он возвратился к Лангдону, который в это время уже закончил свои заметки, лицо его сияло от удовольствия.