Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

В понедельник утром перед адмиралом легли на стол два списка. Один с фамилиями доставленных в комендатуру. Другой — на представление к очередному офицерскому званию. Адмирал нисколько не удивился, найдя в обоих одну и ту же фамилию. Он выпил кофе, раскурил трубку и вычеркнул из последнего списка фамилию «Юрченко».

— Я же тебя как человека просил: ну, продержись два дня! Всего два дня! — возмущённо мерил шагами свою просторную каюту командир крейсера капитан первого ранга Белов.

— О чём жалеть, Николай Степаныч? Опыт службы не пропьёшь!

Вскоре после майских праздников ракетно–артиллерийскую боевую часть крейсера «Адмирал Лазарев» признали лучшей на ТОФе. А с её командира капитан–лейтенанта Юрченко снято ранее наложенное взыскание. Такой вот «кадр» в конце мая пришёл на К-136 вместо Николая Алексеевича Тушина, уехавшего в отпуск в Подмосковье с пампушкой–женой.

Другой новый офицер, тоже из «поплавков», прибывший на подмену штурману Косолапову, не меньшим слыл чудаком. Старший лейтенант Василий Аббакумов, более известный как Чёрная Борода. Такое прямо–таки пиратское прозвище у внешне элегантного, но несколько вычурного офицера.

Помнится, стояли мы в Золотом Роге у 33‑го причала. Была пятница тихого и тёплого майского вечера. Поскрипывали швартовы. Из городского парка доносились звуки духового оркестра. Пахло сиренью и жасмином. Игорь Ставицкий, под предлогом проворачивания механизмов, поднял перископ, и мы смотрели в него на железную, облезло–зелёную крышу старинного дома, белеющего колоннами на сопке Орлиной. На ней возлежала обнажённая дамочка, раскинувшись на узорчатом покрывале. В тени кирпичной трубы бутылка лимонада. Рядом раскрытая книга, транзисторный радиоприёмник. Уверенная, что загорает в совершенном одиночестве, разомлевшая дамочка томно массажировала груди. Приближение в окуляре перископа столь велико, что видны соски, пухлые губы в розовой помаде, волосинки на стройных, жилистых ногах, подкрашенные тушью ресницы и всё остальное. Казалось, достаточно протянуть руку и прикоснёшься к её прелестям.

Через час в штурманской каюте старший лейтенант Василий Аббакумов, прикомандированный на К-136 временно исполнять обязанности командира БЧ‑1, подводил итоги службы за неделю. «Качать права» начал с того, что обвёл всех присутствующих строгим, испытующим взглядом, словно примериваясь к каждому, кто во что горазд.

— Матросы неудовлетворительно содержат заведование материальной части. Вместо увольнения на берег — в распоряжение боцмана Гусарова! Он, товарищи моряки, обеспечит вас необходимым шанцевым инструментом. Как–то: ветошью для протирки лееров, малярными кистями и суриком, щётками и скребками для чистки и покраски корпуса. Особо старательных в кубрике бригады ждут двухведерные швабры. Всё, товарищи моряки. Ступайте. Да вознаградит вас Главком ВМФ! Старшинам, мичманам и офицерам остаться.

Когда за последним матросом закрылась дверь каюты, Чёрная Борода отложил в сторону фуражку со свежим белым чехлом, кончиком мизинца дотронулся до аккуратного пробора на голове, пристально посмотрел на каждого.

— Итак, вопрос первый — состояние боеготовности вверенной мне штурманской боевой части. Моя оценка — нуль! Вопросы? Нет. Вопрос второй — состояние дисциплины личного состава бэче–раз. Оставляет желать лучшего. Ещё нуль. Подраспустились вы тут.

Чёрная Борода лёгким щелчком сбил невидимую пылинку с безукоризненно выглаженной белой сорочки. Поправил на галстуке заколку–якорёк. Причесал чёрные, коротко стриженные волосы и аккуратную чёрную бородку.

— Итак, товарищи моряки. Мы с вами в едином окопе. У каждого из нас своё боевое знамя. Так давайте развернём наши знамёна в одно большое знамя повышения боеготовности корабля и укрепления воинской дисциплины!

Выступив с таким апофеозным призывом, Аббакумов потёр бархоткой бирюзовые запонки на манжетах и обручальное кольцо. Посмотрел на часы, блеснувшие золотым браслетом.

— Итак, товарищи моряки. Вопрос последний и самый наболевший. Кто сегодня жаждет встречи с любимой?

В каюте штурмана тихо. Сюда не доносятся благоуханные запахи весны, звуки музыки, шелест волн и сирены катеров. В отблесках плафонов радужно сияет отдраенный до зеркального блеска репитер гирокомпаса. Чёрная Борода подровнял пилочкой ноготь безымянного пальца. Вытянув руку перед собой, полюбовался этим ногтем и повторил:

— И всё–таки… Кто сегодня желает парить клюшку?

— Товарищ старший лейтенант! Прошу добро на сход с корабля.

— Так, понятно… Главный старшина Гаврик очень рвётся. Но состояние вверенной вам материальной части корабля не на должной высоте. Свою любовь, товарищ главный старшина, вы проявите на ходовом мостике. Я не могу приказать вам работать ночью, но к утру нактоуз должен быть очищен от пятен ржавчины…

— То пятна сурика, тащ старшнант…

— Повторяю: к утру нактоуз должен быть окрашен. Ещё кому невтерпёж?

— Разрешите сход, тащ старшнант… — Перископ я проверил, поднимается, опускается исправно. Ну, край как надо на берег…

— Так, старшина Ставицкий на боевом взводе… После проверки состония перископа, как я полагаю. Очень жаждете?

— Да я уже вторую неделю без берега… Гирокомпасу плано–предупредительный ремонт делал…

— Надеюсь, его шкала приведена к меридиану, а не к дому, крышу которого вы столь пристально разглядывали в перископ.… Вы женаты?

— Никак нет!

— Похвально, молодой человек. Не спешите обременять себя домашними хлопотами. Холостяк должен ночевать на борту своего корабля и в собственной каюте… Или в кубрике. К тому же мичману Гусарову несподручно одному устранить неполадки на горизонтальных рулях. Вдвоём справитесь быстрее. Ещё кто просит добро на сход?

Из угла каюты голос неуверенный, робкий, молящий:

— Отпустите, товарищ старший лейтенант…

— Командир группы лейтенант Малкиев страждет парить клюшку. Сожалею, товарищ лейтенант, но сегодня вы остаётесь на борту вместо меня командовать штурманской боевой частью. Есть ещё вопросы, товарищи моряки? Нет? Тогда флаг вам в руки и паровоз навстречу!

На эсминце у соседнего пирса склянки пробили восемнадцать ноль–ноль. Высокий и стройный, как молодой кипарис, старший лейтенант Аббакумов продефилировал по набережной. Его чёрные лучистые глаза впивались в выпуклости встречных девушек, руки мысленно ощупывали, оглаживали точёные фигурки, а губы целовали миловидные личики. Не желая мять в такси тщательно наведённые стрелки на брюках, Аббакумов двинулся на трамвайную остановку, где скоротал время мысленным раздеванием студентки. На задней площадке трамвая толпились знакомые офицеры.