Татьяна Богатырева - Мастер теней

Задержав дыхание и пропев про себя умну отрешения, Стриж распахнул дверь и вошел в темную гостиную спокойным и собранным. Дело, прежде всего дело.

Вошел, и застыл на пороге, растеряно разглядывая летающих по комнате бумажных птиц. Большие и маленькие, медленные и юркие, они мерцали всеми цветами радуги и шелестели что-то знакомо-заумное. Одна из них, отчаянно маша желтыми крыльями, с налету врезалась Стрижу в грудь. Он поймал развернувшийся, но не погасший лист бумаги, глаза сами выхватили слова: «спектр», «стихия», «анализ». Основы спектральной магии?

Бережно держа дергающуюся страницу, чтоб не улетела, Стриж присмотрелся к темным силуэтам, едва различимым в скользящих цветных бликах. Кресла, столы, спинет, птичья клетка — знакомая обстановка казалась продолжением сошедшего с ума Фельта Сейе. Даже дразнящий и сладкий запах фейской пыльцы…

— Что стоишь? — послышалось от лестницы. — Тигренок!

Шуалейда засмеялась, странно и хрипло.

Сжав обеими руками футляр, Стриж всматривался в непроницаемую даже для него темноту и не мог сдвинуться с места. Сердце щемила сладкая надежда: ждала его, одна?.. Или не одна, но где же этот шисов Длинноухий, снова она дразнит, проклятье!..

— Ид-ди сюда, — тщательно выговаривая каждый звук, велела Шу и хихикнула.

Темнота рассеялась. Шуалейда была одна. Но…

От неожиданности Стриж забыл, как дышать. Все, что он себе напредставлял, оказалось чушью, как оно всегда и бывает. Знакомой Шуалейды не было — ни колдуньи, ни принцессы, ни веселой и отчаянной наемницы, что вчера с упоением метала пивные кружки в «Хромой Кобыле». Вместо Её Высочества на нижней ступеньке сидела растрепанная босая девчонка в едва прикрывающей колени сорочке, сворачивала птиц из выдранных листов книги и отпускала их летать. Рядом плавал в воздухе пустой бокал, источающий тот самый дурманный запах циль.

— Лети, ласточка! — Шу подкинула еще одну птицу, голубую с оранжевым. — Ласточки должны летать свободно, правда?

Ласточка? Она знает, кто он. И что теперь?

Стриж тяжело сглотнул. Ошейник давил на горло, не давая дышать и думать.

— Иди сюда! Налей мне, — Шу махнула рукой куда-то в сторону, сшибив бокал. Зазвенели осколки. — Ширхаб! Клиа-саа-ри!

Мгновенье Шу подождала, глядя на разбитый бокал. Тот не реагировал.

— Клиа-са… саа-ри! — повторила она еще тщательнее.

Бокал вспыхнул голубым и растекся по паркету дымящейся лужицей. Шуалейда выругалась, как солдат, и безо всяких заклинаний материализовала рядом с собой целый поднос с бокалами. Пустыми.

— Ширхаб. Налей мне! — снова потребовала она и потянулась поправить упавшие на лицо волосы, забыв о книге в руках. — Да ширхаб же! — обиженно вскрикнула она, отбрасывая книгу.

Та превратилась в журавля с синими, розовыми и оранжевыми перьями и неспешно пошла прочь, высоко задирая голенастые ноги и время от времени наклоняясь и тыкая клювом в паркет.

— Что смотришь? — сердито спросила она Стрижа и откинула спутанные пряди с лица. Стали видны светящиеся глаза, один ядовито-лиловый, другой фосфорно-синий. — По каким болотам тебя носило? Ну? Ты нальешь мне или нет?

Не дождавшись ответа, она вскочила, покачнулась и схватилась за перила. Вокруг неё разгорались беспорядочные всполохи — голубые, сиреневые и почему-то серебряные.

— Какого ширхаба молчишь? Иди сюда, быстро! — она указала на пол у своих ног. — Я сказала сюда.

Её голос перешел в шипение, пряди волос зашевелились и засветились синими разрядами, маленькими и быстрыми, как жуки-плавунцы. Стриж не мог пошевелиться, завороженный нереальным зрелищем. Он напрочь перестал понимать, где он и что происходит, только ждал чего-то… может быть, чтобы сжимающий шею металл отпустил, и не было так холодно и больно?

— Вот как… — протянула Шу, сделала неверный шаг, забыв опустить ногу на паркет, и зависла над полом. — Тигренок забыл, кому принадлежит. Так я напомню.

В руках Шу появилась плеть, ремень метнулся через всю комнату — или не ремень, а стихийный поток — и, захлестнув за плечи, рванул Стрижа к ней.

— Упрямец. — Она покачала головой и указала плетью на пол. — Ты мой. Мой! Покорись, ты же хочешь.

Безо всяких эффектов последнее рванье упало, глухо стукнул об пол футляр с камнем. Стриж вздрогнул и еле подавил порыв схватить её, сам не понимая, чего хочет, любить её или свернуть ей шею.

— Хочешь! — Шу коротко рассмеялась, огладив его взглядом с головы до ног, и вновь сердито сощурилась. — Мой. Будешь слушаться?

Она провела сложенной плетью по его груди, по животу.

Стриж сжал зубы, заставляя себя остаться на месте и дышать, просто дышать.

— Будешь. Сейчас же! — выкрикнула она, вспыхнув фейерверком разноцветных искр, закусила губу и замахнулась плетью.

Стриж едва покачал головой, не отрывая взгляда от безумно светящихся глаз.

Светлая, чего я жду?..

Плеть ожгла, выбила воздух из легких и заставила покачнуться. Скорее от неожиданности — до последнего Стриж не мог поверить, что Шу ударит.

Второй удар он опередил. Перехватил её руку, вырвал и отбросил плеть. Прижал к себе, не обращая внимания на горящий рубец. Шу не сопротивлялась, лишь мелко вздрагивала и пыталась спрятать лицо. Смеется?

Поймав за волосы, Стриж заглянул ей в глаза. Мокрые. Не смеется, плачет. Сумасшедшая. Любимая… Моя.

— Мой, — всхлипнула она.

Вместо ответа Стриж опустился на колени, усаживая её на себя, и поймал губами её удивленный стон — дурманно сладкий, пахнущий вином и фейской пыльцой.

Птицы, сотня бумажных птиц, освещали зазеркалье нереальными разноцветными огоньками и шуршали на разные голоса бумажными крыльями. Сначала Дайму показалось, что Шуалейды нет, только птицы. Но через миг в нос ударил запах фейской пыльцы, заставив сердце болезненно сжаться от воспоминаний, и в мерцающем хаосе проявилась сидящая на ступенях фигурка. Одна.

— Шу?.. — едва успел шепнуть Дайм, как скрипнула дверь в ее покои, полоса света легла на паркет, а поверх неё — тень мужчины.

— Что стоишь? Тигренок!

Шуалейда странно и хрипло засмеялась, а Дайм оглянулся на стол, где должен был стоять бокал вина, в котором купалась фея. Бокала не было — а Шу была безнадежно пьяна.

Схватившись за раму зеркала так, что пальцы утратили чувствительность, Дайм смотрел на двух сумасшедших и почти не дышал: надо бы отойти, оставить их одних, не дело это, подглядывать. Но вдруг Шу понадобится помощь?.. и разве это не обязанность, главы Канцелярии, знать все и обо всех?.. и… к шису отговорки. Слишком больно видеть несбывшуюся мечту — так больно, что не оторваться.

Те двое в зазеркалье не замечали его, занятые друг другом. А Дайм вглядывался в окутывающее их серебристое сияние, не в силах поверить, что они сами не видят предопределенности, и все дерутся, как неразумные дети. Вот только чувства совсем не детские.