Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия

Подлый удар сзади! Его волокут в тюрьму.

Появление ложных Триггсов, В огромном количестве эти летучие голландцы летают на аэропланах по Европе. Последний из них погибает в песках Сахары (небесное правосудие).

Спаситель Кэгей (посол) угрожает американским флотом и наш Триггс спасен (свержение финского правительства).

Рекорд погиб, но войны не будет (чрезмерная гуманность).

Слушайте нашего Триггса со станции Weaf (Нью-Йорк, 491 метр) сегодня восемь пополудни».

От обилия скобок и информации у Волкова кружилась голова. Надо посоветоваться с Мишей: в Штаты ехать нельзя, да и отсюда надо скорее убираться.

В номере гостиницы Миши не было. На, столе лежала его единственная шляпа, но его самого не было. В коридоре, на широком патио, дворе обсаженном рядами деревьев, в крытой галерее — нигде не было,

Опять в номер, в столовую, в зал и еще раз в номер.

Нет. Нигде нет.

— Мишка! — задыхается Волков. — Это ты, кажется?

— Я. — соглашается Рубец. Он стоит перед Волковым в чрезмерно длинном пиджаке и дважды подвернутых брюках.

Спиной упирается в уличный фонарь, курит огромную сигару и улыбается.

— Мишка, скотина, что ты удрал, сын собачий? Почему маскарад? Что это значит?

— Это значит, что я больше не женщина — уверенно говорит Рубец: — Ванька ты понимаешь, я перестал быть женоненавистником. Мне их жалко. А твой костюм отдам, когда куплю брюки. В платье не полезу.

— Правильно — неожиданно соглашается Волков:- этого больше не требуется. — Слушай… — и он рассказывает ему о необычайных приключениях «сына Нью-Йоркского Солнца» мистера Триггса.

Миша наслаждается возможностью держать руки в карманах и говорить нормально низким голосом. Поэтому за будущее, он спокоен. Все обойдется.

Он счастлив сознанием своей вновь обретенной мужественности. Споткнувшись у ворот в патио, он крепко ругается, чтобы ^ лишний раз доказать, что он не женщина…

— Сеньор… — захлебывается рядом с ним, какой-то юноша. Он быстро говорит по-испански и Волков предлагает ему перейти на английский.

— Сеньор, ведь это был русский язык. Это непереводимое выражение часто попадается в ранних творениях Всеволода Иванова. О, как я был бы счастлив, если бы вы действительно знали русский язык. Кто вы такие?

Всеволод Иванов на Кубе! От этого можно ошалеть и Волков вдруг решает сказать всю правду этому странному читателю советской литературы.

— Сеньор, — склонившись сказал юноша, выслушав рассказ Волкова, — так великолепны могут быть только русские большевики. Я ваш друг и слуга. Мы на Кубе тоже хотим быть большевиками. Мы помним «товарищей Боливара», «Черных Орлов» и восстание Нарцисса Лопец. Я знаю, как вам нужно ехать дальше и я вам помогу!

Потом выравнялся и тихо добавил: — Мой брат погиб с генералом Запата в Мексике, в крестьянском восстании девятнадцатого года.

— Куда же нам ехать? — осторожно спросил Волков.

— Для начала к нему на дом ночевать. За вещами он пришлет. Он соберет человек пять настоящей, хорошей молодежи, они так будут счастливы. Может быть они услышат в подлиннике стихи Николо Тихонова.

Это звучит убедительно. После краткого совещания на русском языке, к которому Робледо (он не хотел, чтобы его звали по фамилии, — его фамилия Гарсиа, очень хорошая, но он просто товарищ Робледо) товарищ прислушивался затаив дыхание, решили к нему. Шпики новых стихов не (читают даже в переводе.

Робледо волновался, задавал вопросы, не давал на них отвечать и говорил дальше. Их группа хочет требовать у городского управления Гаваны переименования Калле Гранде в улицу Константина Федина. У них будет набережная Сейфуллиной и площадь комбрига Иванова.

Может быть его удивительные друзья тоже советские писатели? Они, кубанды, хотят у них учиться. Правда ли, что в Советском Союзе тоже есть кубанцы?

Нет ему прямо не верится. Неужели его друзья приехали из далекого Ленинграда. Может быть, они встречали там критика и поэта Давида Выгодского…

Иной корабль, как человека, можно определить по первому взгляду. Но «Пегги Ванблерк» не поддавалась такому определению.

У нее были слишком острые обводы, слишком великолепная парусность и слишком чистая палуба для честной шхуны. Такие бывают только на яхтах. Но на яхтах не бывает больших грузовых трюмов.

Превосходное судно, но сомнительное.

— Промышляет ромом или китайцами, — топотом предположил Волков. Миша и он стояли на корме «Пегги» у самого люка в капитанскую каюту.

— Джон. Почему китайцами? — удивился Рубец.

— Без визы ввозят в Соединенные Штаты. Может нас тоже отвезут в Мексику.

— Чепуха, — сказал Рубец, — не контрабандист — слишком чисто… Идти в поход на непонятном судне нехорошо. Можно не доверять морю, если веришь судну, но не доверять судну нельзя.

— Сеньор Волков, сеньор Рубетс, — крикнул снизу Робледо Гарсиа, — спускайтесь к нам, мы все придумали!

Кают-компания была просторная. Электричество, красное дерево и медь, начищенная, как на военном судне. — Это тоже было странно.

— Хау, — произнес капитан и привстал, протягивая руку. — Джиль Керриган, — добавил он, не выпуская изо рта трубки.

Рука у него была сухая и страшно сильная..»

— Друзья, — сказал Робледо, — капитан Керриган отвезет вас к нашим кампанерос, — товарищам, в Сан Хуан дель Норте. Это в Никарагуа. Он везет туда подарки: несколько… скажем швейных машин и много ящиков карамели, — Робледо улыбнулся:

— Джон. Там вы получите самые лучшие документы, там это просто сделать. Потом вас переправят на западный берег и оттуда в Мексику.

— Понимаю, — сказал Волков подумав, — но уверены ли вы?..

— Уверен. Простите, что я вас прерываю, сеньор Волков. Но другого пути нет и лучшего желать нельзя. А теперь извините меня, друзья, — мне нельзя здесь оставаться. Буэнос ночес, сеньорес, доброй ночи.

Робледо был почти официален, — даже не пытался поцеловать своих друзей, но крепко и коротко пожал им руки.

— Волков, — крикнул он с трапа, — не потеряйте мой адрес. Пишите из дому. — По палубе прозвучали его шаги и было слышно, как он спустился в шлюпку.

— Мистер Керриган, — начал Волков, — нам нужно…

— Вам нужно в заднюю каюту, — ответил капитан, — сейчас явится портовый прохвост. Его унесут пьяным и тогда выйдем в море. Клопов нет — спокойной ночи.

Капитан медленно встал и, встав оказался очень длинным. Потом полез на трап, выставил из люка голову и плечи и остановился. Снизу были видны только его безупречно белые парусиновые туфли и винно-красные шелковые носки.