Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия

— Темное дело, — вздохнул Волков, а Миша зло фыркнул.

Солнце вставало за кормой и справа над горизонтом обрисовывались три розовые башни — три мачты большого парусника. Ветер был ровный и теплый, «Пегги Ванблерк» легко шла по мелкой, скользкой ряби.

Великолепное дело рассвет. К сожалению, малоизвестное горожанам. Волков больше не думал о сомнительном характере «Пегги» и о вчерашней ссоре с Мишей. Ему даже жаль было Мишку, что тот спит и не увидит этого синерозового моря, огромного, низкого солнца и летучих золотых и стеклянных облаков.

— Замечательно, мистер Керриган, — сказал ок.

— Да, — ответит тот, — получим хороший ветер. Капитан прав, надо смотреть на вещи с практической стороны. Поэтому Волков решил кое-что узнать о судне и о людях, которые их почти похитили.

— Капитан, — сказал он, — какова официальная цель нашего путешествия?

Тот повернулся к нему и ответил коротко:

— Монета!

— Какая монета? — удивился Волков.

— Которую зашибают.

— Как зашибают? — Волков продолжал не понимать.

— Быстро и здорово.

Это было совершенно невразумительно. Надо было начинать сызнова.

— Как вас выпустили из Гаваны с вашими швейными машинами и конфектами? Что вы сказали портовым властям?

— Не швейные машины, а водолазные насосы, не конфекты, а кирки и лопаты, — произнес капитан с серьезным лицом и веселыми глазами, — мы идем за пиратским золотом…

— Какое золото и какие пираты? — спросил удивленный Волков.

— Пиратские клады. Разве не знаете? — и капитан вдруг оживился. Вынув трубку изо рта, он обвел ею юго-западный горизонт: — Номбре де Диос, Тортуга, — знаменитые пиратские убежища… -Джон Он говорил быстрыми, рваными фразами, мешая английские названия с испанскими: — Карибеан, — Джон Караибское море… Помните испанские золотые рудники? Галеоны и Каравеллы с золотом. Пиратство давало Флинту, капитану Киду и прочим прекрасные дивиденды. Грабили десятки лет и оставляли десятки кладов. Вместо сейфа — яма с бочками золота и скелетами тех, кто ее вырыл. Мертвые не говорят… А потом таинственные карты и охоты за старым золотом… — Глаза, капитана горели, как глаза четырнадцатилетнего читателя Стивенсона.

— Это великолепно, капитан, — сказал Волков, воспитанный на авантюрной прозе, — но неужели их все еще находят, эти клады?

— Только всякие писатели, — ответил капитан и снова стал сухим американцем, — им за это платят деньги…

— Почему же вам в Гаване поверили?

— Верное дело: золото и дураки. Дуракам продают место нахождения несуществующих кладов. Широко распространенный в Гаване промысел: сам продал три подлинных, свиной кровью писанных плана, — пояснил капитан и добавил: — Делаем вид, что «Пегги» яхта, а мы очередные дураки.

Нет, этот Джиль Керриган, несмотря на свою деловитость и любовь к чистоте, все-таки самый настоящий пират, И от этой мысли Волков улыбнулся.

— Здесь был Колумб, — сказал Волков, вылезая на красную гальку берега.

— Держи чемодан, — сказал Рубец.

Они высаживались на побережье залива Матика в тридцати милях севернее Сан Хуана дель Норте. Берег был голый и пустой, море изрезанное отмелями и тоже пустое. Капитан Керриган знал свое дело.

Ящики выгружали из шлюпок, стараясь не замочить. Один из них ударился о камень и треснул. Из-за отлетевших досок, выглянуло толстое серое дуло.

— Пулемет, — сказал Миша.

— Ты думал, будет швейная машина? — спросил Волков,

— Дурак! — Джон Миша был раздражен: он не любил таинственных историй, «Пегги Ванблерк», филологов, склонных к цитированию авантюрных романов, риса, приправленного керри, и многих других вещей, переполнявших его последние дни.

— Пронто! Пронто! — кричал бородатый человек в широкой круглой шляпе. Стоя на самом высоком камне, он размахивал руками, будто дирижировал оркестром. Он был одет в выцветший сине-лиловый мундир с красными эполетами, желтые кожаные брюки и невероятно высокие сапоги.

— Пронто!- кричал он и черные рваные люди отчаянно тянули тяжелые ящики, навьючивали их на мулов и угоняли мулов в кусты.

— Луис Каркинец, — сказал бородатый, подходя к Волкову и Рубцу и любезно кланяясь, — к вашим услугам.

— Триггс, — машинально ответил Волков, пожимая его руку.

Каркинец говорил по-английски с невероятным акцентом, явной нелюбовью к английскому языку, но с соблюдением правил учтивости.

— Гарсиа просит доставить вас с этим письмом в Акойапе, — Джон сказал он я вытащил из кармана конверт, который уже успел засалить. Потом отошел на шаг назад и добавил: — Сеньоры, кажется, американос, — но мне все равно, я сделаю, как сказано и доставлю вас в Акойапе. Только боюсь, что сеньорам там не поздоровится.

— Мы не американос, — сказал Волков, но Каркинец уже стоял у одного из ящиков и стремительно говорил. Его слова трещали и хлопали над головами закипевшей толпы. Судя по их действию, они были убедительны,

Дорога шла высохшим руслом реки. Кусты постепенно стали высокими деревьями, и деревья переплелись над головой. В темно-зеленом коридоре с песчаным дном было душно, как в парнике. Свирепо кусались золотые мухи и дико, не по-птичьему кричали пестрые попугаи. Одно из деревьев медленно развернуло длинную бурую ветвь, оказавшуюся змеей. Но ни люди, ни мулы не обратили на нее внимания. Это было в порядке вещей.

Миша хотел остановиться и взглянуть, но один из смуглых всадников вытянул его мула бичом. Мул резко прыгнул вперед, и Миша молча схватился за луку.

Так повторялось каждый раз,- останавливаться не давали. Было противно.

Вечером приехали в полуразрушенное имение. Большой дом помещика стоял без крыши. В его стенах было несколько дыр от снарядов. В окнах горел яркий свет.

Каркинец бросил поводья на шею мула и медленно слез:

— Прошу пожаловать.

В большом зале потолка почти не было. Люстра висела на веревках, укрепленных в стеках, Электрические лампочки мерцали, как свечи, видимо динамо, напрягала свои последние силы.

Осыпавшаяся штукатурка была сметена в четыре кучи по углам и по обгоревшему полу ходили чинные, разодетые пары. Единственной мебелью был громадный дубовый стол, на котором сидел оркестр: четыре человека с гитарами.

— Праздник, — сказал Каркинец, — мы сперва выпьем и потанцуем, а потом закусим и ляжем спать. От вина танцы, — от пищи сон.

— Нельзя ли наоборот, сеньор Луис? — спросил Волков. — Он был очень голоден.