Генри Хаггард - Дочь Монтесумы. Сердце Мира

И он тяжело свалился на пол.

Майя была в отчаянии, а мы так беспомощны, что не могли помочь старику. Зибальбай продолжал лежать неподвижно. Вошел Тикаль и с недоумением посмотрел на нас.

– Разве старик спит? – спросил он.

– Да, спит, и, думаю, никогда не проснется более! – ответил я. – Нет ли у вас тут врачей?

– Есть. Я их сейчас пришлю. Лучший среди них Маттеи, он придет…

– Вот и исполнились слова Зибальбая, – заговорил сеньор, – что скоро будет вашим по праву то, что вы взяли силой!

– Нет! По праву власть принадлежит Майе, но она моя по насилию, если только… – Обращаясь к Майе, он добавил: – Тебе разве нечего мне сказать?

– Оставь меня! Видишь, отец мой, быть может, мертв!

Сеньор что-то хотел сказать, но я поспешил его остановить и возобновил просьбу о врачах.

Через несколько минут к нам вошел Маттеи; слуга нес за ним ящик с лекарствами и инструментами. Он осмотрел Зибальбая и насильно влил ему в горло какую-то жидкость.

– Дело его плохо! Мне кажется, что он не встанет… Как это все произошло? – спросил он у нас.

– Отец мой умер, проклиная меня! – ответила Майя.

– Почему он тебя проклял?

– Отошли своего слугу, и я все скажу тебе. – Когда это было исполнено, она рассказала: – Пока мы странствовали в пустыне, Тикаль, мой жених, взял себе другую жену, Нагуа. Но если он дал твоей дочери власть и почет, то не дал ей любви. Теперь, после нашего возвращения, он предложил моему отцу признать его опять касиком с условием, чтобы я согласилась быть его женой!

– Но ведь жена касика не может быть разведена или удалена от трона и ложа повелителя Сердца! – воскликнул Маттеи.

– Тикаль собирался убить ее и тебя, чтобы я могла занять ее место.

Глаза Маттеи блеснули, как молнии.

– Продолжай, Майя, продолжай! Я покажу ему!

– Отец мой согласился, но я отказалась, потому что мне нет до Тикаля никакого дела. Вот почему отец проклял меня!

– Но если ты не хочешь замуж за Тикаля, то, верно, желаешь быть женой другого человека?

– Да, – ответила она, опуская глаза. – Я люблю этого белолицего, которого вы называете Сыном Моря, и хочу быть его женой… Но Тикаль очень силен, и возможно, что для спасения жизни моего возлюбленного и его друга мне придется броситься в объятия Тикаля. Он ждет моего ответа. Теперь ты все знаешь. Одна и в темнице я не могу бороться с Тикалем… Скажи, так ли я еще любима в народе, что он захочет низложить Тикаля?

– Не знаю! Но ты ведь не хочешь, чтобы я сам помогал тому, что повлечет за собой мою гибель и позор моей дочери. Я буду откровенен с тобой. Я дал совет избрать Тикаля, с тем чтобы он женился на моей дочери. Таким образом, я сделался первым после него… Теперь скажи мне, что для тебя важнее: быть касиком этой страны или стать женой человека, которого любишь?

– Я хочу быть женой своего белого друга и потом навсегда оставить эту страну, чтобы поселиться среди живых людей. Желаю, чтобы Игнасио дали столько золота, сколько нужно для его целей, а затем пусть Тикаль и Нагуа правят страной до конца света.

– Ты просишь немного, и я постараюсь тебе помочь. Я ухожу, но если Тикаль придет опять, ничего ему не говорите. Ваша жизнь зависит от этого!

В следующие два дня приходили еще и другие врачи, но сознание не возвращалось к Зибальбаю, и среди нас царило уныние. Наконец Майя сказала:

– В несчастный день мы встретились тогда в Юкатане!.. Здесь ожидает нас всех только горе. Поэтому не лучше ли мне согласиться на условия Тикаля? Я потребую, чтобы я сама увидела вас по ту сторону гор, одаренными всем, чего только пожелаете, и богатством до конца жизни. За меня нет нужды беспокоиться. Я отдамся не Тикалю, а смерти, и умру за вас, но не опозоренной.

– Не говорите так, Майя! Я виноват в том, что мы пришли сюда. Меня увлекло любопытство; кроме того, если бы мы вернулись, мне пришлось бы покинуть Игнасио… Не теряйте мужества, я уверен, что мы еще счастливо выберемся из этой темницы.

Я слушал их беседу и предавался довольно грустным размышлениям. В дверях нашей комнаты показался Маттеи. Он сразу спросил про Зибальбая.

– Он еще жив, но больше ничего нельзя сказать, – ответил я.

– Он недолго проживет! – сказал Маттеи, внимательно осмотрев больного. – Оно и к лучшему: смерть ему вернейший друг… В народе многие обвиняют Тикаля в убийстве дяди и требуют провозглашения Майи касиком. Он собрал там тайный совет, на котором почти всеми было решено, что для подавления смуты лучше предать смерти и тебя, Майя, и, конечно, обоих чужеземцев. Тикаль утвердил этот приговор, но, прежде чем исполнитель успел уйти с заседания, отменил решение, говоря, что не может стать причиной смерти невинной девушки… Впервые я видел, что сердце одолело у него разум. Вы спаслись, но лишь на время. Смерть ожидает вас с часу на час.

– Есть ли у тебя какой-либо план нашего спасения? – спросил я.

– Зачем? Я первый выгадаю от вашей смерти!

– В таком случае ты первый и умрешь! – воскликнул сеньор, быстро становясь между Маттеи и входной дверью и подходя к нему со сжатыми кулаками.

Старик только усмехнулся.

– Если я не вернусь в совет, то они придут сюда, и тогда…

– Найдут твою дохлую шкуру! – добавил сеньор.

– Может быть! Но от этого всего будет в выигрыше моя дочь, которую я люблю больше жизни. Впрочем, я ведь не говорил, что у меня нет плана вашего спасения, я только спросил, зачем он мне.

– Говорите скорее!

– Я не знаю, насколько он будет приятен Майе, но другого нет, и надо выбирать между ним и смертью. Ваша жизнь в моих руках, и если бы она была нужна для счастья моей дочери, то я бы не задумался ее взять.

– Если мы не примем твоего плана, то я сверну тебе шею! – с угрозой проговорил сеньор.

Но старик, казалось, не обращал на него никакого внимания и спокойно продолжал:

– Тикалю удалось прекратить волнение обещанием, что совет старейшин разберет это дело в день поднятия вод – сначала в святилище, а потом на глазах всего народа. Слова Зибальбая крепко запали в память, и народ жаждет знать, что случится, если пророчество исполнится. Народ, многие знатные сановники и старейшины думают, что безумие Зибальбая ниспослано свыше и что небесный голос побудил его идти в далекое странствие… Я уже стар, давно служу богам и приношу им жертвы, но еще никогда не случалось, чтобы они исполняли те просьбы, которые к ним обращают, или чтобы бессмертные что-либо говорили смертным. У этих чужеземцев свои, не наши божества… И вот я думаю, что, будь я на вашем месте, я нашел бы способ вселить голос в безмолвные уста наших богов.

– Что это значит? – спросила Майя.

– Вот что: когда разъединенные части Сердца соединятся в установленном месте на алтаре, то боги дадут какой-либо совет, который будет нам путеводным лучом в будущем. Я знаю, что древний символ на алтаре внутри имеет пустоту, и возможно, что там мы найдем какое-либо откровение, имеющее отношение к нынешним событиям. Может быть, оно совершенно незначительное… Но недавно я нашел в храме письмена, которые, если бы они оказались в алтаре, имели бы большое значение для вас…