Том Хилленбранд - Охота за темным эликсиром. Похитители кофе

Овидайя кивнул. Гиббонс ему не нравился, но дураком назвать его было нельзя. Во Франции, в отличие от Англии, действительно действовала строжайшая цензура, и король мог любого, кто был ему не по нраву, отправить гнить в казематах, сколько ему заблагорассудится, одним lettre de cachet [28].

– Это интересно, мистер Гиббонс. А вы не знаете, где сейчас этот Вермандуа? Жив ли он вообще?

– На этот вопрос сложно ответить.

– Там, откуда появились эти гинеи, есть еще.

– Вы неправильно истолковали мое незнание, приняв его за жадность. Я просто не могу сказать вам, где он. А мои связи с Версальским двором, – и он слабо улыбнулся, – вероятно, не лучше ваших.

– Что ж, хорошо. Тем не менее благодарю за помощь.

Овидайя поднялся, пожал рук Гиббонсу и пересек двор в сторону Темзы. В голове он тем временем прокручивал списки множества корреспондентов и людей, с которыми он поддерживал связь. Кто из них был хорошо знаком с версальскими сплетнями?

Дойдя до причала, который называли Верфью, он махнул рукой одному из людей, которые всегда стояли там вместе со своими небольшими барками в надежде заполучить богатых клиентов. Спустившись к воде, он велел мужчине отвезти его к ступеням Блэкфрайра.

Оказавшись там, он вышел из лодки и поспешно бросился к кофейне, работавшей в том числе как место, где можно было отправить письмо за пенни. Протянув деньги хозяину, он заказал кофе, отказался от неизбежных монет с изображением турок и попросил вместо этого несколько листов бумаги, а также перо и чернила. Вооружившись всем этим, он сел за стол в углу и поспешно начал писать письма.

Женева, 7 июля 1688 г.

Дражайший месье Челон!

Сердечно благодарю вас за добрые слова. Я всегда рад новостям из Лондона или Амстердама.

С тех пор как мне поспешно пришлось бежать в Женеву, они стали поступать ко мне реже, нежели в те времена, когда у меня еще было место в Лувре. Также благодарю за трактаты, приложенные к вашему письму. Особенно за «Чем на самом деле является наикатоличнейшая Франция в правление Людовика Великого», написанного этим месье Бейлем, – сущий кладезь остроумия. Я позволил себе перепечатать памфлет у местного печатника, чтобы по возможности распространить его.

Однако перейдем к делу, к тому, в котором вы просили меня навести справки. Этот граф Вермандуа мне прекрасно знаком. Хотя я ничего не могу сказать относительно его настоящего местонахождения, однако могу сообщить вам некоторые детали касательно событий, которые привели к его исчезновению. Указанный граф – это Луи де Бурбон, один из многочисленных королевских бастардов. Поскольку Людовик Великий зачал малыша не с какой-то там потаскухой, а со своей тогдашней официальной любовницей, герцогиней де Лавальер, он признал ребенка и сделал его сначала законным, а затем графом.

Долгое время Вермандуа был королевским любимцем, хотя считался человеком весьма дерзким и высокомерным – многие полагали, что молодой человек напоминает стареющему монарху себя в ранние годы его правления. Как бы там ни было, молодой граф был вторым из сыновей короля, а поэтому обладал в Версале свободой шута, и юноша пользовался этим, чтобы по-всякому шутить с собиравшимся там высшим светом. Так, к примеру, говорят, будто он тайно продырявил прогулочную гондолу Луизы-Франсуазы де Бурбон, мадемуазель де Нант, так что несчастная утонула в Гранд-канале вместе со своими камеристками на глазах у всего двора.

Однако специализировался Вермандуа на том, что воровал у придворных различные драгоценности: карманные часы, декоративные ленты или табакерки – юный Луи мог украсть практически что угодно, и никто ничего бы не заметил. Как вы, вероятно, можете себе представить, с годами его кражи становились все более эффектными и рискованными, поскольку никто его не останавливал и он, пользуясь благосклонностью короля, считал себя неприкосновенным.

Однако летом 1685 года граф Вермандуа внезапно исчез из Версаля. Относительно его местонахождения ничего не было известно, поэтому история стала предметом многочисленных домыслов. Полуофициальная версия заключалась в том, что графа похитил шевалье де Лоррейн, любовник Филиппа Орлеанского, брата Людовика XIV. Говорили, что после этого нехристианского свидания Вермандуа полюбил мужской пол. Поговаривают, что впоследствии молодой граф совершенно открыто стал искать других партнеров для своих игр.

И таким образом он навлек на себя гнев Людовика Великого. Несмотря на то что всем известно, что брат короля предпочитает лиц своего пола, однако же, как говорится, quod licet Jovi non licet bovi [29]. Только потому, что монсеньор открыто позволяет себе держать любовника, это по весьма понятным причинам не позволяется бастарду, хотя и признанному.

Есть и другая история, которую рассказывают шепотом. Говорят, графу Вермандуа стало скучно обкрадывать высшее дворянство, поэтому он решил ограбить короля. Если бы он стащил у своего отца всего лишь носовой платок, возможно, Великий простил бы его. Однако, судя по всему, Вермандуа сумел незаметно проникнуть в покои его величества. Что он украл там, неизвестно, однако говорят, что король был настолько зол, что немедленно прогнал сына со двора.

Что бы ни было истинной подоплекой этой истории, с уверенностью можно сказать лишь о том, что с тех пор Вермандуа в Версале не видели, и в Лувре тоже, и в его резиденции на севере Франции.

Надеюсь, эта информация была вам полезна. Передавайте низкий поклон моему брату. Как увидите его, расцелуйте его за меня в обе щеки.

Ваш преданный слуга и так далее и тому подобное

Прошло некоторое время, прежде чем его глаза привыкли к телескопу, однако после этого Овидайя не мог отвести глаз от маленького золотого шара. Поначалу он счел объект грязным пятном, однако постепенно ему удавалось рассмотреть все больше и больше деталей. Золотисто-желтый цвет преобладал, но чем дольше он наблюдал за шаром, тем больше оттенков различал. Были там вкрапления бирюзового. Были темные пятна и линии, указывавшие на то, что объект имеет структуру, горы и долины, возможно моря и океаны.

– Это Сатурн? – спросил он, не отводя взгляда от небесного тела. – Я не вижу описанных вами колец, сеньор.

– Нет, это не Сатурн, это одна из лун Сатурна.

– Вы не дали ей имени?

– Пока нет, но некоторые из моих коллег были так любезны, что назвали ее луной Гюйгенса.

Овидайя опустил телескоп и выпрямился.

– Вы сказали, одна из лун Сатурна. Существуют и другие?

Его собеседник кивнул. Опираясь на палку, рядом с ним стоял Христиан Гюйгенс. Пожилому натурфилософу стоило больших усилий подняться в столь поздний час в свою обсерваторию на крыше собственного дома. То, что он сделал это, дабы продемонстрировать гостю свой лучший телескоп, свидетельствовало о том, как сильно он расположен к Овидайе.