Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии

– А-а-а, – промямлил Митя, до которого, по-видимому, ещё не полностью доходил смысл слов собеседницы. – Вот вы о чём!.. Только учтите, я никогда, никому не вру! И, коли я «оттуда», – Сапожков вновь возвёл глаза к небу, – то по всем правилам должен величаться на ВЫ.

Какое-то время они молча стояли друг против друга, не решаясь продолжить разговор. Но тут женщина, вдруг прищурив глаза, наклонила голову и пристально стала вглядываться в Митькино лицо.

– Постой, постой, голубь!.. А вот и врёшь! – нараспев, уже ровным, каким-то тягучим, въедливым голосом произнесла она. – Да ты, никак, из Сапожковых будешь, а?

– Так-с точно, из них!

– Уф-ф, – облегчённо вздохнула она, вытирая рукавом полушубка выступивший на лбу пот. – До смерти перепугал старуху, шалопай проклятый.

Однако, подобревшее было тёткино лицо, вдруг приобрело озабоченный вид. Поведя несколько раз носом и потянув ноздрями воздух, она бросилась к своей поклаже.

– Люди добрые!.. Да что же это такое творится на белом свете? – громкогласно и слёзно запричитала она речитативом, извлекая из сумки, за горлышко, пятилитровую бутыль с отколотым дном. – И куда только родители смотрят? Ах паразит, ах басурман ты поганый! Чтоб гореть тебе синим пламенем и не сгореть! – верещала она в сторону Сапожкова, потрясая в воздухе битой тарой.

Она быстро выпотрошила вторую сумку, извлекая из её недр такую же, но целёхонькую бутыль с прозрачной, как слеза, жидкостью, игравшей и переливавшейся в лучах заходящего солнца всеми цветами радуги.

– Тётенька, давайте помогу, – подходя к ней, предложил свои услуги Сапожков, но, учуяв резкий запах самогона, остановился.

– Пропади, сгинь отседова, чтоб глаза мои тебя больше не видели, окаянный! – не унималась она, держа в руках драгоценную ношу и прижимая её к груди.

– Мить!.. Ну ты как?.. – послышались со стороны забора встревоженные ребячьи голоса.

Потерпевшая испуганно посмотрела в ту сторону.

– Твои что ли? – живо поинтересовалась тётка, переводя взгляд на Митьку.

– Товарищи!

– Ну что зенки-то вылупили, това-а-арищи? – огрызнулась она в сторону ребят. – Над старой женщиной потешаетесь? У-у-у!..

– Да мы, тётенька, ничего…

В это самое мгновение тётка заприметила Альфу, спешившую по тропинке к своему хозяину, радостно повиливая хвостом. Подбежав к месту происшествия и учуяв резкий, непривычный запах, она осклабилась и басовито зарычала: Альфа страх как не выносила запаха спиртного. Пальцы тёткиных рук непроизвольно разжались и… Собака ошалело отскочила в сторону и залилась неистовым лаем, опережая звуки лопающегося сосуда.

– Десять литров, … коту под хвост.., – отрешённо, про себя, прошептала тётка и, придя в себя через некоторый промежуток времени, уже твёрдым, решительным голосом сказала, обращаясь к Сапожкову:

– Ну чего ты всё время щеришься, ирод?.. Утихомирь свою тварь подлую и скажи пожалуйста, что мне теперь делать?

– Есть, есть один выход, тётенька! – немного поразмыслив, ответил Митя.

– Да ну?! – воскликнула она. В глазах её затеплились огоньки надежды. – Какой?

– Пойти в милицию и добровольно сдаться местным властям!

– Та-а-ак, значит, издеваться? Ну ладно, – злобно прошипела тётка, подбирая с земли неоспоримые улики и укладывая их в сумки. – Погодите же, ох как ещё отольются вам мои слёзоньки-то, дайте только срок.

И жертва несчастного случая вперевалку заковыляла в обратном направлении. Митька её узнал с первого взгляда: это была тётка Марфа-самогонщица, жившая на хуторе у самого леса. Дом её пользовался худой славой…

– Что у вас там ещё за шум? – стоя на пороге дома, спросила Любовь Матвеевна вошедшего в калитку сына.

– Да так, играемся.

Мать внимательно посмотрела на него, но уточнять не стала.

– Мы тут с отцом к соседям собрались, ненадолго, – предупредила она. – Захотите есть, еда стоит на столе. И не задерживайтесь особо, а то всё остынет.

– Хорошо, мам! – пообещал сын и направился к друзьям.

Ребята, раскрасневшиеся от мороза и всего ими пережитого, с нетерпением ожидали того за углом дома.

– Сильно ушибся, Мить? – сочувственно спросил Саня, держа в руках «Кенгуру».

– Бог миловал: ни единой царапины!

– Повезло-о-о!

– Здорово у тебя всё это получилось, на максимальных режимах, – подал свой голос Кузя. – Ну-у, думаю, всё – хана, финал всему, погиб смертью храбрых.

Сгрудившись в кучу и пританцовывая на одном месте, друзья торопливо, наперебой обменивались полученными впечатлениями по поводу произошедшего события.

Верхняя половина солнечного диска, чётко ограниченная линией горизонта, одаривала природу своими последними, эфемерными лучами, призывая всё живое следовать её примеру. Проникая в лёгкие, морозный воздух захватывал дух и сковывал движения.

– Это же вездеход какой-то, твой «Кенгуру»! – тараторил Кузя, пытаясь расширить область применения конструкции. – Представляете, как он будет незаменим, ну, например, для доставки почты в сельскую глубинку?

– Чего уж там! – отозвался Сапожков. – Представляю почтальона, который скачет семимильными прыжками с развевающейся на ремне сумкой по сугробам заснеженного поля или по раскисшему весенне-осеннему бездорожью…

– Или колхозного бригадира, – с серьёзным видом добавил Саня, – мчащегося на полевой стан к своей передовой бригаде.

Ребята весело рассмеялись.

– Пойдём ещё что-то покажу, – уже как ни в чём ни бывало, предложил Сапожков друзьям, направляясь в сторону мастерской.

10. Наше вам здрасьте!

Отряхнувшись, сняв с себя одежды и потирая озябшие руки, оставив в покое «Кенгуру», ребята поспешно проследовали за Митей. Он провёл их почти в самый конец тёмного коридора и открыл крайнюю дверь перегородки, пропуская гостей вперёд и щёлкая включателем. Ребята очутились в большом, ярко освещённом помещении, посреди которого стоял какой-то летательный аппарат.

– Ух ты! – вырвалось невольно из Кузиной груди.

– А это ещё что такое? – удивлённо спросил Саня.

– Это – махокрыл, – не без гордости ответил Митя, – собственной конструкции, один к одному. Мы его с батей целый год строили.

– А чего – махокрыл, а не махолёт? – спросил Остапенко, применив бытующий термин названия аппаратов подобной конструкции.

– Для тебя может и махолёт, а по мне, так – махокрыл.

– Усёк! – улыбнулся Саня. – Пардон! Сказал, не подумав.

– И летает? – поинтересовался Кузя.

– Ещё не пробовал. Но – должен, по всем расчётам должен.

– А ну, проедься хоть немного, – попросил Малышев.

Длина комнаты позволяла выполнить его желание. Отрулив аппарат вручную в самый конец помещения, Сапожков взгромоздился на него – в мотоциклетное сиденье, – ухватился за какие-то рычаги, выступавшие снизу, и закрутил велосипедными педалями. Два крыла, расположенные над ним, пришли в колебательное, машущее движение. Конструкция медленно, но уверенно тронулась с места и, проехав метра четыре, чуть ли не уткнувшись в противоположную стенку, остановилась.