Владимир Маталасов - Я всё ещё не спел…

Я шагаю городом ночным…
Там, в переливающемся свете
Калейдоскопических витрин
Дремлет всё живое на планете.

Сквозь завесу зыбких облаков
Лунный свет мне п од ноги стел ится,
Звёздный небосвод меж крыш домов
Пеленой волнистой золотится.

Эхом тают где-то в вышине
Отголоски вечности бездонной,
Тихо истекающей извне
Жерла сути мирообновлённой.

Здесь моя обитель, здесь мой дом,
Праведных дорог хитросплетенья,
Жизнеутверждающий синдром
Дарящие мне в миг откровенья.

Мой провинциальный, небольшой
Городок – бунтующий версалец,
В вакууме кр ужит шар земной —
Вечный галактический скиталец.

Ветки деревьев украсил
Иней в старинном саду,
Клювом долбит чёрный дятел
Мёрзло-сухую кору.

В блёстках пушистого снега
Вновь объявилась зима,
И за окном загалдела
Взб алмошная детвора.

Кутаясь зябко в тулупчик
Тихо старушка бредёт,
И за собой, взяв за ручки,
Малых внучаток ведёт.

В точек белесых мельканье
Ветер вплетает узор:
Вот и зимы ликованье
К нам заглянуло на двор.

В два этажа коммуналка. Балкон.
Там, в глубине его, девочка Рита.
Бойко звучит её аккордеон.
«Брызги шампанского»,
«Ночь», «Кумпарсита».

Ближе к перилам ступает она,
Лик вдохновенной улыбкой сияет,
Ну, а напротив, внизу – пацанва
Вмиг про дворовый футбол забывает.

Рты – в растопырку, в распашку – глаза,
Уши – вразлёт, вся и всем восхищаясь.
Девочка Рита творит чудеса,
Клавиш едва регистровых касаясь.

Боже! Как счастливы были тогда
Мы – бесшабашного племени-рода, —
Дружбой повязанная детвора
Первого, послевоенного года.

Ночью приснилось: в простом неглиже
Девочка Рита, с седой головою,
Та, что жила на втором этаже,
Издали мне помахала рукою.

Мы вышли из боя. Разорван был круг.
Пот градом. В пыли. Сердца яростный стук.
Пропахшие порохом. Нерв, что струна.
Ни чёрт был не страшен, ни сам сатана.

Удар был нежданным. Он был – штыковой.
Прорвались. Все живы. «Ребята! Отбой!»…
А в небе мерцающих звёзд хоровод.
В ночи растворился десантников взвод.

Где те края, где те углы
Того большого камня?
Искал упорно, но – увы!
Уйдя в сень мирозданья,

Лишь только так осмыслить смог:
Его существованье
Придумать разум нам помог
Поступкам в оправданье.

Всё белым бело, заметают след
Вьюжные, пушистые метели,
В комнате тепло и погашен свет
Средь холодной, снежной карусели.

От камина свет отблеском луча
С кружевной заигрывает тенью,
Запах смол лесных льёт от очага
И трещат сосновые поленья.

На столе бокал белого вина,
Низко сигаретный дым стел ится,
С чашечкой «Жюльен» в кресле у окна,
Вот и всё, чем сень моя свет ится.

За окном пурга, ветер бьёт в стекло,
И в трубе печной заводит песню,
Прошлого не жаль, на душе светло.
Отчего ж в груди теснится сердце.

Запоздалых встреч вешняя пора
Божиим знамением нагрянет,
Грозы отгремят, отшумят ветра
И души блаженный миг настанет.

Всё белым бело, заметают след
Вьюжные, пушистые метели,
В комнате тепло и погашен свет
Средь холодной, снежной карусели

Май. Весна. Конец работы. В скверике сижу,
На поток людской, снующий, нехотя гляжу.
На дворе ещё не поздно, празднично-светло,
Все бегут, куда-то мчатся, будто припекло.

На прохожей части цыган на бордюр уселся;
Рядом с ним его собака о штанину трётся,
Ну а там, через дорогу, около киоска,
Лук, черешня и клубника тёткой продаётся.

На обшарпанной скамейке некуда деваться;
На задворках горизонта солнце ошивается.
Поясняю популярно – что тут удивляться, —
Благочинный муж супругу ждёт с работы, мается.

Была она прекраснее зари:
Глаза её – озёра голубые,
Коса – сиянье Млечного Пути,
Душа, что филиграни кружевные.

И тихий трепет нежных, алых губ,
Бровей, ресниц и пальцев рук движенье
Сплелось всё, только слышен сердца стук
Сквозь пышущую свежесть в юном теле.

Журчанье страстных, пламенных речей
Тех дней далёких памятно доселе,
Объятий жарких власть в тени аллей
Под тихий шёпот серебристых елей.

Наивных клятв на вечные века
В любви, надежд и трепетных лобзаний,
Где ты – любвеобильная пора,
Пора благих свершений и мечтаний.

Уж полстолетья минуло с тех пор,
Всё кануло куда-то в одночасье,
Как в поле ручеёк, сбежавший с гор,
Как дым в преддверье призрачного счастья.

Стирает время прошлого следы,
Всё тоньше, тоньше нить воспоминанья
На гребне убегающей волны
В глубинные причинности сознанья..

Хлюпают звёзды на небе распластанном,
Кашляет ветер похабно в кустах,
Хрюкнуло где-то нежданно-негаданно.
Господи! Надо ж? Противно-то как!

Холодно! Страшно! Один среди улицы —
Этой злодейки, подружки шпаны,
Как звезданут меня, прямо по кумполу,
Вот, и попробуй потом, догони.

Чу! Где-то свист раздаётся разбойничий,
То не к добру, жизнь моя в растопырь,
Блямкнут в загривок, и жить не захочется.
Всё, чесн… сло.., ухожу, в монастырь.

Стоит у парапета обормот —
Лохматый,
маленький, —
и пряники жуёт.
Всё д очиста умяв,
кулёк на землю бросил.
«Хочу ещё!» —
он громко загундосил.
«А ну-ка,
быстренько,
пострел!
Где наши ножки?
Давай-ка подберём!» —
ему сказал.
Мальчонка,
отряхнув свои ладошки,
За маму спрятавшись,
мне кукиш показал