Сергей Пилипенко - Амплуа Нефертити

Вскоре моя голова вновь очутилась среди огня красок. И теперь они были повсюду. Вся комната играла ими.

А еще через совсем немного, все они обратились в меня самого. И я вдруг увидел себя совсем в стороне.

И надо признаться вам честно, я испугался.

Да, это был я. Точнее, моя светлая тень или мой призрак среди огромного количества сказочных красок.

Я ошеломленно посмотрел на богиню любви и обнаружил, что я действительно смотрю воочию и это мне не снится и даже не кажется.

– Это ты, – словно угадав мои мысли, тихо шепнула царица, – а это я, – и она ткнула пальцем куда-то в сторону от себя.

И тут я увидел нечто для себя странное и совсем выводящее меня из нетерпения знания всякого чуда. И здесь я просто спросил, узрев ее со стороны:

– Ты кто, жрица любви? Богиня счастья земного?

– Я любовь, – просто сказала она и провела пальцами по моим губам, отчего я сразу онемел и уже мог говорить только мыслью.

– Смотри и видь все, – произнесла она и той же ладонью словно открыла мне глаза.

Но они и так были открыты. Это я знаю точно. Я даже подергал веко на всякий случай, чтобы убедиться в этом дополнительно.

И тогда я увидел нечто. Нет, не пугающее или отталкивающее, не соблазняющее и приближающее к развязке внезапно охватившей страсти.

Я увидел то, чего не видел никогда боле и вряд ли увижу еще, если не останусь тут навеки или снова не стану в ту самую очередь, что привела меня сюда.

– Смотри и помни. Обозри все и запамятуй себе вот что. Ты никогда и нигде больше не увидишь того, что предложу я сейчас. Это будет твоим небольшим учением и облачением в наши ряды, – она взмахнула рукой, и ее тень стала приближаться к моей.

Я уставился на это чудо и обозревал обоими глазами.

Я даже смотрел телом, так как оно у меня все напряглось и, казалось на время застыло. Но это уже было потом.

А вначале я расскажу о том, что видел.

Это не была она. И даже была мало похожа, хотя внешне различие не состояло.

Я пытался понять, что здесь другое и, наконец, до меня дошло. Ее тень была другой. Не такой, как у меня.

Она была очень светлой или, я бы сказал, какой-то святящейся и искристой, так как в сторону от нее то и дело отлетали небольшие огоньки тех самых искр. И еще я увидел, что она была слишком красива.

Слишком красива для меня и для других, что я даже боялся к ней сам прикоснуться.

Всю ее светлую тень окружало сияние.

Что это было – я не знаю. Или это

краски составляли его или это золотой прилив создавал свой оттенок. Но я так запомнил все то.

Это золотая фигура Нефертити в проблесках светло искрящейся и полыхающей таким же огнем зари. Да. Именно так я тогда запомнил ее и потому повторяю то сейчас. И до сих пор мне почему-то становится жарко от того огня, и по сей день я умоляю себя вновь посмотреть на то чудо со стороны.

Время шло, и наши тени сближались. Вскоре они совсем сошлись и вмиг растворились в одной пелене.

«Это соединение душ», – так произнесла царица и окутала меня новым жаром любви уже совсем по земному, прибегая к моим губам. Я ответил ей тем же, и время понесло нас на своих крыльях дальше вглубь той самой непонятной для меня любви и самой изысканной из всей, которую я знал прежде и которую я могу знать сейчас.

Не буду вдаваться в подробности беспокоящей наступающей ночи и ограничусь лишь кратко.

То была настоящая любовь и ее краткое

воспламенение зажгло во мне изнутри что-то такое, о котором я не могу сказать вслух и тем паче хоть как-то изложить по-другому. И это что-то было настоящим чувством привязанности к чему-то, и оно же слыло реально видимой любовью со стороны, если посмотреть на все это более рассудительно.

Мы очнулись. Говорю за обоих, так как царица также пребывала несколько минут в том же состоянии.

– Это было прекрасно, – тихо сказала она и поцеловала меня в лоб.

– Почему в лоб? – так же тихо спросил я, и мои губы едва-едва пошевелились. – Ты прощаешься со мною? – как-то жалко выдавил я из себя.

– Hет, мой дорогой человечек. Я не прощаюсь. Наоборот, я даю тебе возможность быть со мною рядом. Так велено Богами и так сотворю я это сейчас.

Она поднялась и произнесла то, что я до сих пор не могу понять или разобрать. И лишь примерно я могу отобразить то сейчас.

И звучало все так:

– Cante odore. Transvestivale do terminale. Aries montes. Dies tu mino. Casies runo. Transvestenale.., – и много еще слов, подобных этому слетело с ее уст.

Но я не запомнил их. И память запечатлела только немногое. Но я полагаю, что и этого достаточно, чтобы унять какой-то смысл и определить сказанное.

Затем она повернулась ко мне и, протянув руки в мою же сторону прямо к моему лицу, сказала так:

– Ты выйдешь отсюда и станешь царем. И имя ты получишь свое, и новое. Звать тебя будут Аменхотеп. И жить, и править тут будешь рядом. Я же – великая жрица любви, буду здесь и буду делать то же, что и ранее до тебя. Так повелел мне Бог и так говорю сейчас я.

– Что за имя ты мне дала? – как-то сонно спросил я и посмотрел ей в глаза.

– Имя простое. Аменхотеп. И я знаю, что оно значит.

– И, что же? – с нетерпением спросил я, вглядываясь в те же глаза, которые излучали яркое тепло.

– Пока оставлю это в великом секрете, – так сказала она, и ее тень или она сама, я не знаю, растворилась предо мной.

Когда же я открыл глаза, то стояло уже утро.

Царицы-жрицы нигде не было.

Я был горько покинут и к тому же находился где-то совсем в другом помещении.

Жрец, который проводил меня к царице, теперь сидел в стороне и молчал.

Я окликнул его, и он тут же повернул голову. И словно встрепенулся.

– Что желаешь, царь? – так молвил он, мигом подходя ближе, склоняя предо мной колено, голову и протягивая руку, вторую же прижимая к сердцу, к груди

– Царь?! – удивленно воскликнул я и осмотрелся по сторонам, – я думал то все сон, – и вопросительно взглянул на жреца.

– Нет, не сон, царь, – произнес тот и, уже вставая, продолжил, – то, что так есть, уже известно всем. И там, за дверью, – он махнул куда-то в сторону, – тебя ждут дела и многие. Иди, умойся и приступай.

– А, что же царица? – мигом выпалил я, чувствуя в груди какой-то укол ревности и небольшую внутреннюю дрожь.

– Она на работе, – скромно ответил жрец и вновь махнул рукой.

– Работе?.. – удивился я. – Разве можно, чтобы царица работала? – попытался спасти свою честь и достоинство я сам, так как начал понимать, что выступаю сейчас в другой роли.

– Да, можно, – ответил мне жрец и почему-то улыбнулся, – не переживай так сильно. Это ее цель и ее трата времени. Так хотят Боги и так нужно всем.

– А как же я? – тупо уставился я на него.

– Ты свое получил, царь, – так же с усмешкой ответил жрец, – вставай, тебя тоже ждут дела.

– Я подчинился и встал. Голова моя немного кружилась, но то вскоре прошло, и я последовал за жрецом вглубь каких-то коридоров, уводящих далеко от той caмой двери, где, как тот говорил, меня ждали люди и дела.