Алексей Доброхотов - Легенда о Пустошке

Весь остаток этого дня Афанасий провел в тягостных размышлениях. Имелось у него одно местечко облюбованное, недалеко от деревни. В тяжкие дни похмелья приходил он туда посидеть, на речку посмотреть, подумать.

На высоком бережку две пушистые березки распахнули кудрявые ветки над спокойной, глубокой заводью. Раньше в ней ребятишки купались. С песчаного дна ракушки доставали. Место глубокое, течение замершее, вдоль бережка пляжик узенький тянется. Теперь все кустарником с крепкой осокой заросло, дно заилилось. Но общее настроение словно замерло.

По небу покровительственно пушистые облачка проплывают. Вдоль берегов сосновый бор стройными рядами высится. Зеленый камыш шаловливо колышется. Безмятежно покоятся на воде широкие домовитые листья кувшинок. Медленное течение уносит в никуда тяжелые мысли.

Между деревьями скамеечка в две доски. Сам мастерил, примерно лет десять назад. Сел старик на нее, задумался о том, как жизнь неожиданно повернулась, и пришел к выводу, что она у него теперь совершенно никчемная. Сплошное сонное прозябание в ожидании спасительной смерти. Пустота. Существование подобное червю. Обыкновенному земляному червю. Каждый день, неделя за неделей, из месяца в месяц, за годом год таскается он неприкаянно по двору. Хватает то вилы, то лопату, то топор. Перед глазами сено, навоз, дрова. Смотреть на них опротивело. Жахнет с утра самогона, одуреет от сивухи, закружит пустая веселуха. Примнет на обед тарелицу щей да горячей картохи, уткнется вечером мордой в подуху и забудется в темном сне. Безрадостно, беспросветно, механически. Зачем так жить? Если только для того, чтобы жрать, так и без того сожрал уже много. Целый железнодорожный состав перегнал через собственные кишки. И что из этого вышло? Даже говорить об этом не хочется.

Усох определяющий стержень жизни, выпала ось вращения. Повис на старухиной прищепке, трепещется на ветру, словно застиранная простынь. Не оживят усохшую душу приевшиеся радости. Только и делает, что жрет, пьет, справляет нужду, мнет бабу, спит и снова жрет… Что-то в жизни сложилось не так. Что-то получилось не правильно. Не может человек превращаться в скотину. Не для того родила его мать, чтобы он ползал червем по навозной земле. Что-то должно быть еще, ради чего стоит жратву заготавливать.

Отчего померкли голубые глаза, почему угасли в голове дерзкие мысли? Откуда взялись две мутные пуговицы, что таращится на мир из под жидких бровей? Почему не полыхают озорным огнем очи, не бежит по телу энергичная дрожь, сердце не закипает больше, объятое жгучей страстью? Неужели остыла потухшая печь? Навсегда канули в прошлое безумные дни всеобъятного стремления к счастью? Была же и геройская стать, и кудри озорные, и бесшабашной молодости силы. На что все истратилось? Может, потерялось на пыльных дорогах сорок пятого? Или запуталось в острой лагерной колючке? Или затерли их тракторные гусеницы на необъятных колхозных полях? Как так получилось, что главное незаметно выскользнуло из самых рук? Прижимал же к самому сердцу страстное желание победить, выжить, преодолеть, построить и зажить полной мерой – радостно и сыто. Куда делась радость? Еда осталась, а счастье ушло.

Может быть, все началось в тот день, когда решил жениться на Верке? На той, кого так и не смог по-настоящему полюбить, как непреклонную Надьку? Прожил с женой, считай, полвека под одной крышей, а душой так и не сросся. Обитает каждый сам по себе, своими радостями живет, хотя одними и теми же делами занимается. Застелили общую пастель, настругали трех сыновей, вырастили, а все впустую. Ни одного не осталось. Хотел большой дом иметь, не хуже Красной избы, построил, да что толку. Стоит посреди леса, некому на него смотреть, некому в нем жить, некому восторгаться.

Видимо, с того все и пошло… Переломил любовь через колено, вырвал Верку из рук главного районного коммуниста, на зло неуступчивой Надьке, вопреки своему сердцу, как в плен у врага взял. Думал, победителем стал. Но победы на той войне не бывает. Себя поломал, Верку с пути сбил, Надьку в сторону отбросил. Три судьбы за один раз перекрутил. Разве это не зло? Вот оно и вернулось. Разъело медленно изнутри душу, превратило в труху, как муравьи крепкую сердцевину дерева. Сделал на зло, да этим же злом и крестился. Перетянулась судьба удавкой, свернула сердце на сторону, одичала присохшая душа. Какая тут теперь радость? Откуда прийти счастью? Вот и получилось, что стек на обочину, на людях хорохорился, да только все зря. Пошла жизнь наперекосяк. Протекла мимо, и толку никакого.

А ведь могло бы все выйти иначе. Мог бы и он рядом с Надюхой встать, коммунизм строить, на пару, в одном строю. Заводной же был, энергичный, догадливый. Легко встал бы во главе звена или бригады механизаторов. Даже в Правление колхоза войти бы смог, а там, глядишь, и стать Председателем. Ловко у него получалось трактора чинить. Иногда прямо в поле. Понимал это дело. Чувствовал технику. Поникал в самую суть проблемы. Даже два рацпредложения сделал по улучшению прицепного механизма. Премию за это выдали. Гордился тем. А мог бы и дальше пойти, в институт поступить, на инженера выучиться. Душа к этому лежала, к познанию техники, механизации работ. Тянулись руки к железу. Сверкала мысль. Звала ввысь. Тянулась душа, как стебелек к солнцу. Человеком бы стал, настоящим, по сути своей, не по виду.

Но свернула судьба на сторону. Женился не на той. Пришлось деньгу зашибать, дом ставить, быт обустраивать, чтобы не хуже, чем у других, чтобы полна чаша на зависть соседям…

И теперь что? Для чего? Куда? Зачем? Не вернуть прошлого.

Хороший отвар дала знахарка. Сразу в мозгах прояснилось. Высветилось все, до чего сам доглядеться не сумел за долгие годы. Как в зеркале отразился весь, как есть, целиком, без прикрас. Голая сущность застыла в ожидании приговора. Чистая, не прикрытая, увеличенная до полной очевидности, самая что ни на есть главная.

Слабо он ее любил, если бросил. Не хватило дураку терпения, настойчивости, силы. Возомнил себя первым парнем на деревне. Ходил, словно петух. Вихрастый, задористый. Любовался собственным портретом на журнальной обложке. Возгордился своей статью, вот и растратил себя на фантики. Думал – одумается, прибежит, в колени бухнется. Ошибся. Только сильнее узел стянул. Из сердца клин клином не вышибают. Не чурбан деревянный. Напрасно любовь в девке сгубил. Засох в сердце корень. Скукожилась душа и осталась одна бездушная партийная книжка, и он блудливой, прожорливый кобель. Ушли годы, как вода в песок. Почему на войне не погиб? Ради чего в лагерях выстоял? Зачем столько лет землю пахал? Для кого дом ставил? Куда годы ушли? Ни колхоза, ни детей, ни счастья. Лишь лес темный кругом, да волки по ночам воют.