Сергей Буридамов - Утерянные свитки клио

Итак, раб вернется не скоро – дворец велик. Я могу побыть наедине со своими неприятностями некоторое время. Пора привести мысли в порядок, ибо неорганизованное сознание доставляло мне всегда массу неудобств. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что организовывать особо нечего – все то, что вертелось в голове, не имело четкого образа. Одно только чувство гадливого воспоминания. Но именно оно вызывало ни с чем не сравнимое ощущение собственной неполноценности, которое с определенного времени буквально каждый вечер захлестывало меня.

Я, кряхтя, поднялся и, шаркая босыми ступнями по прохладному мраморному полу, подошел к окну. Уже стемнело: бог Амон до утра исчез со своей ладьей, и небо подмигивало мне мириадами глаз. Шакала не было слышно, а ведь я даже не заметил, что он замолк. Вдали горели костры. Стража неусыпно охраняла дворец – несла службу справно, что было несомненной заслугой моего воинственного деда. Я пристально вглядывался в темноту, надеясь увидеть хоть что-нибудь, способное отвлечь меня от самого себя. Все было спокойно, и единственное видимое в темноте – расплывчатые кляксы пальмовых крон – не отвлекало, а скорее убаюкивало. Мой ном спит. Жители видят сны. Интересно, какие сны видит божественный фараон: сны смертных вряд ли посмеют навестить его. Нет. Он видит золотые сны, в которых его боги-родители открывают перед ним тайны, недоступные никому из обременяющих землю. Только ко мне, недостойному владетелю восточного нома, что-то не спешит отпущенное богами сновидение. Я не мог провиниться перед ними. Где, как не в моих храмах, приносят самые обильные жертвы во всем Египте? Кто, как не я, не обижает людей и жалеет их так, словно находится перед ними в неоплатном долгу?..

Раб неслышно появился рядом. Почтительно поставив передо мной на землю глиняный кувшин, отполз в свой угол и затих.

Глоток молодого вина – лучшее средство против бессонницы и верный шаг ко сну. Однако в этот раз вино лишь подбодрило меня. «Спать в эту ночь мне не придется», – подумал я и удивился (впрочем, достаточно вяло) – никогда, даже во времена переговоров о мире с Морским Народом, сон не подводил меня и всегда приходил вовремя.

Ну что ж, придется поговорить с собой. Попытка не думать о том, о чем думать не стоит, провалилась так же, как и попытка уснуть. Эта ночь будет стоить мне года жизни.

То, что не должно было происходить, относилось к началу моего правления. Доставшаяся мне власть в восточном номе была куплена несколькими смертями, впрочем, бывшими необходимыми. Трое заколотых мечами вельмож, среди которых был и брат отца, – небольшая цена по меркам времени. Достаточно вспомнить море крови, пролитого нынешним фараоном, которое затопило весь Нижний Египет. Передача власти моей особе произошла достаточно быстро и тихо. Покровители отнеслись к этому спокойно и с пониманием. Справедливый и умный сын старого номарха был им нужнее, чем его воинственный брат, в чьи планы входило ввязаться в верхнеегипетские войны. Войны никто, кроме моего дяди, не хотел.

Когда трупы из тронного зала выволокли крючьями и выбросили в Нил, я, помнится, равнодушно оглядел собравшихся. Вельможи и стоявшие в задних рядах рабы молча смотрели на меня. Все ждали первых слов нового хозяина. «Боги хотят, чтобы номом правил я. Закон и порядок восстановлены. Занимаемые вами, вельможи, должности остаются у вас. Завтра устраиваю праздник: всем жителям и гостям нома объявить о новом правителе и раздать из храмовых кладовых по кувшину с вином и по блюду с лепешками», – произнес я. Слова давались легко, а волнения не было. Все прошло именно так, как должно было. Так началось мое правление. На поверхности реки времени ровным счетом ничего не вспенилось. Покровители были довольны, а народ процветал.

Вскоре меня посетил дальний родственник из южного нома. Старый и опытный правитель заключил со мной союз против Народа Моря, с ног до головы засыпав дарами. Мы сидели вдвоем в тронном зале, обсуждали дела в Нижнем Египте и пытались выгадать, чем они обернутся для нас. Родственник советовал, пока не поздно, поддержать жрецов в их споре с божественным фараоном – это очень помогло бы нам укрепить самостоятельность наших владений. Родственник все время повторял «наше», «наши», «для нас», чем изрядно тревожил меня. Каждого человека Чистой Крови с рождения учат не доверять людям. И, особенно, союзникам. Верить можно лишь богам и Покровителям. Разговор явно затягивался.

Один из старых рабов, прислуживавших нам за столом, тащил со своим молодым помощником огромную бадью с вареным мясом. Дряхлый и подслеповатый, он давно должен был быть отправлен в храм Сета на Последнее Служение, ибо только самые исполнительные и сообразительные рабы могли быть приписаны ко дворцу. Почему этого не произошло – я так и не узнал. Зато узнал, что старый дурень довольно неуклюж. Он споткнулся и выплеснул содержимое прямо на мои ноги. «Он сделал это нарочно», – такая мысль возникла во мне в ту же секунду и в тот же миг исчезла, смытая белой яростью.

Боль ослепила меня. Клубящееся варево превратило мои голени в одну огромную алую язву. Мир на мгновение исчез, а когда я пришел в себя, то первым увиденным стал мой меч, занесенный над трясущейся старческой головой. Нисколько не задумываясь, я стремительно опустил его на хилую, морщинистую шею раба. Голова болвана отлетела от туловища, а само обезглавленное тело, немного постояв, опало на землю.

Я попытался встать, но боль от ожогов завладела мной. Она хотела, чтобы я начал плясать и выть, словно раненый пес. Да, я бы сделал это, но, даже сквозь пелену слез, мне был виден внимательный и оценивающий взгляд моего гостя. Старый хрыч следил за мной, и я не мог позволить себе стать тем, кем он хотел меня видеть – хнычущим и вопящим подростком. Поэтому я вновь сел на парадный стул и улыбнулся. Номарх с юга участливо спросил о чем-то. Боль была такова, что я не слышал его голоса. Я лишь снова улыбнулся и кивнул, надеясь, что делаю все правильно.

Но это было лишь начало…

Женщины усердно, стараясь не дотрагиваться пальцами до язв, обматывали мои голени легкой тканью, пропитанной чем-то целительным.

Мой гость, переживавший за меня чересчур громко, рассказывал историю, как его облил кипящей водой младший брат, у которого был свой взгляд на то, кому быть новым номархом Юга. Я слушал его подчеркнуто внимательно – это помогало отвлечься от боли. Я чувствовал себя так, будто кто-то содрал с моих голеней кожу и посыпал их солью.

Тело еще не убрали, хотя за рабами было послано. Отрубленная голова лежала посреди зала. Лицо старого дурня смотрело вверх и выглядело виноватым. Кровь впиталась в песок, которым женщины посыпали зал, и пока не воняла.