Александр Никонов - Амурский ангел. приключенческий роман

Гулами был сшит из шкуры дикой козы, которую местные охотники называли козулей. Кожа для выделки годилась только тогда, когда козуля выленивала. Гулами из тонкой кожи получался очень прочным и лёгким, он не пропускал влагу, не трескался и не скукоживался, как шагрень. Олочи в Приамурье шили из сыромятной кожи: вырезали по ступне кусок кожи, на подьём ноги пришивали два языка, проделывали в них дырочки, пропускали сыромятные ремни и стягивали по ноге. Обувь готова. Олочи в тайге носили вместо лаптей, потому что они были очень простыми в изготовлении, практичными, дешёвыми и тёплыми. Охотники подошву простегивали сыромятными ремнями, чтобы обувь не скользили в мокрую погоду.

На своей остановке дед Устин встал с сиденья, оглядел всех насмешливым взглядом и теплым голосом сказал:

– Ну, всё, уважаемые товарищи, поглядки кончились. Прощевайте.

Кто-то хихикнул, кто-то промолчал, и только один мужчина ответил:

– Доброго здоровья, дедушка.

– А мне и так девать его некуда, могу поделиться с хорошим человеком.

Когда Устин Герасимович выходил из автобуса, то услышал восхищённые возгласы:

– Вот так дед! Интересно, сколько ему лет. Лет сто, наверно.

Дед Устин прошёл по улице. Свернул в зелёный тупичок, в конце которого сразу увидел двухэтажный особняк из красного кирпича, выстроенный в старорусском стиле. Кованая изгородь совсем не скрывала красоты ухоженного дворика, цветочных клумб, дорожек из красных тротуарных кирпичей. Дед, подходя к узорчатой кованой калитке, только насмешливо пробурчал:

– Вот живут кулаки. Целые хоромы. И на что им энтот дворец, его отопить целую кучу денег надо. – Он нажал на кнопку звонка. – Антиресно, а кто же в нём убирается, неужто всё сами?

Из встроенного динамика переговорного устройства донёсся женский голос:

– Кто там?

– Дед Пихто, – недовольно пробурчал дед Устин. – А кого ждали-то, аль упыря.

– Ой, дедушко! Заходи, заходи.

Щелкнул электрический замок, калитка отворилась, и почти в тот же момент распахнулась входная дверь дома, и из неё выскочила низенькая пухлая женщина в домашнем голубом халате. Она бросилась к старику, обняла его и поцеловала в заросшую щёку. Защебетала:

– Здравствуй, дедушко, здравствуй. А мы тебя так ждали, всё со дня на день, со дня на день, часы считали.

– Я-то думал, что вы погорели, а вы тут слёзы да сопли разводите.

– Да это я от радости, ведь два года не виделись, ну, немножко меньше. Да ты проходи, проходи, утомился, неверно, в дороге.

Устин Герасимович недовольно проворчал:

– С чего мне утамливаться, чать не пешком по тайге лазал, сначала на этой железной грохоталке летел – аж уши заложило, потом на автобусе.

Увидев за спиной старика рюкзак и ружьё в чехле, женщина участливо пропела:

– Дедушко, ну зачем ты это тащил, тяжело ведь.

– А ты, Нюра, наверно, до сих пор думашь, что в тайге прошпекты проложены. А в тайге без харча и ружья – погибель. Ведь я до геологов целых пять часов добирался. Изнежились, поглупели вы тут все в городах-то, простого не понимаете.

– Да ты проходи, проходи, дедушко, – не угоманивалась Анна. – Рюкзак-то мне давай, и ружьё тоже.

– Сидор бери, а переломку не дам, она только хозяина любит. Дома-то есть ли кто?

– Одна я, одна. Лушка в школе, сегодня последний экзамен сдаёт, а Максим на работе, у них там сегодня беда – таксист машину разбил. Хорошо хоть сам живой остался.

Когда вошли в дом, хозяйка помогла старику снять гулами и олочи, подала домашние тапочки. Устин Герасимович оглядел просторный холл с колонной в центре и пошёл за хозяйкой, ворча:

– У вас тут почище, чем в тайге, заблудиться можно. Одних дверей вон скока. Когда отстроиться-то успели?

– Да к прошлой зиме и въехали.

– Дорого, наверно, хоромина-то обошлась?

– Так зарабатываем же, дедушко. Мой-то хозяин, таксопарк у него свой, а я бухгалтером.

– Ну и ладно. Только не пойму, зачем такую громадину надо было сооружать. Человеку много ль надо: где прикорнуть, где поесть да посидеть.

– Пойдём, дедушко, я тебя покормлю. Наголодался, наверно.

– Это потом, – твёрдо отказался дед Устин. – Мне бы сейчас помыться, запаршивел совсем.

После ванной и чая с баранками дед Устин, вытерев полотенцем усы и бороду, спросил:

– Ну а теперь, Нюра, говори, зачем меня от дела отрывали?

Анна вздохнула, и, переставляя с места на место чашки и блюдца, ответила:

– Беда у нас, дедушко Устин, – Лушка у нас на наркотики подсела, не знаем, чего делать. Может, ты чем поможешь.

– А ремнём лечить пробовали?

Анна заломила руки:

– Дедушко, да если бы ремень помог. Чего мы только ни делали: и разговаривали с ней, объясняли, что наркотики – это смерть, и к врачам разным водили, и в подвале закрывали. Всё бесполезно. Связалась с какими-то дебилами-наркоманами, а она их слушает. Говорит, что это не страшно, что как захочет, так и бросит. Мы ей уж по всякому объясняли, что не только здоровье, жизнь губит, а ей всё как с гуся вода, ничего не понимает.

Дед Устин почесал голову сквозь редкие волосенки:

– А я-то чем могу помочь? Я не лекарь и не волшебник.

– Ты же мудрый человек, – со слезами на глазах говорила женщина, – ты долгую жизнь прожил, может, хоть советом поможешь. Ведь пропадёт дитё. Да слыхали мы, что к тебе местные жители за травами приходят от разных хворостей. Может…

В этот момент зазвонил телефон, и Анна бросилась к аппарату. Дед Устин задумался, проворачивая в голове мысли: «И правда ведь, пропадёт ребятёнок. И есть же такие барахлявые люди, придумывают разную гадость, чтобы похоти свои удовлетворить. Ну, ладно, если тебе нравится, то и колись, губи свою жизнь, зачем же других-то втягивать. А всё деньги проклятые виноваты: продать, нажиться, из нищебродья вылезти, себя показать – вот, мол, какой я ловкий. А рази без денег нельзя жить? Земля, тайга, реки, они всё дают, что надо человеку: и едовьё, и кров, и радости, если отравиться хочется, так и отравы на земле полно. Да, а девчонку-то надо выручать. Только как».

Мысли его перебила подошедшая Анна:

– Максим звонил, спрашивал, подъехал ли. Скоро будет.

Хлопнула входная дверь. Анна засуетилась, быстро шепнула деду на ухо:

– Это Лушка. Ты, дедушко, не говори, зачем приехал, разговор о ней не заводи, а то она становится бешенной, как тигрица.

В комнату влетела девушка лет шестнадцати в чёрных брючках и светло-голубой кофточке, с порога закричала:

– Мама, я сдала, сдала. Всё, последний экзамен, теперь свобо… – Увидев деда, она осеклась, округлила свои раскосые глаза. – Дедуша, миленький, ты приехал. Как хорошо, что ты приехал.

Девушка взвизгнула и бросилась деду на шею.

– Как я по тебе соскучилась, дедуша мой! Ты приехал специально к моему последнему экзамену, да? Ой, как хорошо!